Впрочем, почему бы не попросить Райли о том же?

Про себя он точно знал, что ничего, кроме смерти, его здесь не ждет. Значит, в пророчестве все-таки был смысл. Не то чтобы ему было очень страшно.

Лишь бы не видела Мишель…

Она вернулась, села рядом с Бертоном и свернулась клубочком у него под боком.

— Ричард.

— Да?

Она поерзала, потом осторожно спросила:

— Ты… не думаешь, что тебе тоже следует?..

— Нет.

— Почему? Тебе стало бы легче.

— Не стало бы.

— Почему ты так уверен?

Он с грустью улыбнулся:

— Мне не двадцать лет, Мишель. И сделанное не перестает быть сделанным только потому, что ты кому-то об этом рассказываешь.

— Мне казалось, что ты веришь в Бога…

— Я верю, Мишель. И я верю, что Он не нуждается в словах, чтобы понять, кто я и что я.

— Ты считаешь меня глупой?

— Нет. Никто не знает, что ждет нас ТАМ. А что лучше здесь — каждый сам решает для себя. Тем более что довериться Райли можно вполне спокойно — судя по тому, что я о нем слышал…

Он глубоко вздохнул и нашел взглядом глаза Мишель.

— Я ничем не могу помочь тебе сейчас, девочка. Помни одно: мы должны быть сильными.

— Зачем?

— Мы — Бессмертные. И нас окружают люди, которые нас за людей не считают. Нельзя доставлять им удовольствие своей слабостью.

— Не понимаю, как ты можешь думать об этом, — со слезами в голосе сказала Мишель.

— Сейчас больше не о чем думать. Все остальное уже не имеет значения.

*

Время тянулось медленно; наверно, была уже глухая ночь, когда в коридоре послышались голоса и шаги.

Все трое разом поднялись на ноги. Перед решеткой появилось пятеро вооруженных людей. В сумраке трудно было разглядеть их лица, но Мишель показалось, что они все очень похожи. Из-за одинаковой одежды?

Дверь в решетчатой стене открылась, и, один за другим, в камеру вошли трое. Двое остались снаружи.

Ричард отступил назад, отодвигая Мишель к себе за спину. Наверно, еще надеялся, что им нужен только он…

Охранники оттеснили в дальний угол Райли и вытолкнули в коридор сначала Ричарда, а потом и Мишель. Она отчаянно цеплялась за его рукав, пока ее не оттащили в сторону и не связали за спиной руки. Глаза тоже завязали, так что она не могла даже видеть, что в это время происходит с Ричардом.

Потом их вели по длинному холодному коридору, где шаги отдавались глухим эхом. Наконец Мишель поняла, что ее втолкнули в дверь, а в следующий момент у нее с глаз сорвали повязку.

Она увидела рядом с собой Ричарда и дернулась к нему, но чужие руки, ухватив за локти, удержали ее на месте. Она не оглянулась — это значило бы потерять его из вида…

Он тоже смотрел на нее, потом оглянулся вокруг. Мишель, поняв это как подсказку, тоже торопливо осмотрелась. Подвальное помещение, просторное, с высоким потолком. Их остановили в нескольких шагах от входа и каждого держат за руки двое. А тот, что вошел в их камеру первым, стоял дальше, посередине помещения, держа в правой руке, как и остальные охранники, пистолет, а левую пряча за спиной.

Потом этот человек, ухмыльнувшись, убрал оружие и переложил в правую руку то, что держал до сих пор в левой.

Меч.

*

Пожалуй, только сейчас, увидев в руке чужака свое оружие, Ричард Бертон окончательно поверил в реальность происходящего. В реальность того, что было предсказано ему четыре столетия назад. Если его не обманывало чутье, полночь миновала часа два тому назад — полночь, которую он считал точкой отсчета лет своей жизни.

День, которого ему не суждено было увидеть, был его восемьсот пятидесятым днем рождения. Какая дикая ирония! И как точно сбывается казавшееся нелепым пророчество!

Ричард оглянулся на Мишель, надеясь успеть сказать хотя бы взглядом то, чего может не получиться произнести вслух. Теперь, когда смысл пророчества открылся ему окончательно, он был уверен, что ее не убьют. Во всяком случае, не сейчас. Но как она переживет то, что случится очень скоро?

Его подтолкнули вперед, и он не стал противиться. Какой смысл?

Лишь бы палач-любитель сумел управиться с мечом. Жаль, что не придется узнать, для кого разыгрывается этот спектакль.

Его снова толкнули и дернули за руки, принуждая опуститься на колени. Глупо, но он был почти благодарен им за эту услугу — так Мишель не будет видеть его лица.

Он закрыл глаза, и как-то сами собой припомнились выученные когда-то слова молитвы.

«Domine Jesus, dimitte nobis debita nostra…»

*

Первым желанием Мишель было рвануться, закричать. Но взгляд Ричарда заставил ее проглотить крик.

Мы должны быть сильными. Не доставляй им удовольствия.

Она молчала и, цепенея, смотрела, как его выводят на середину помещения. Все напоминало жуткий спектакль. Для кого он разыгрывается?

Мишель чувствовала, как по ее щекам текут слезы, но молчала и не двигалась.