Шрифт:
– Он позволит, - Шантия улыбнулась, - Можете не сомневаться.
– Что ж, в таком случае, вот первая порция отвара… - порывшись в сумке, тот извлёк на свет небольшую непрозрачную ёмкость. Только бы сейчас не переиграть! Шантия всплеснула руками:
– С настоем ничего не случится, если перелить его в глиняную чашу?
– Нет, конечно, - толстяк удивлённо вскинул брови, - откуда такие мысли?..
– В таком случае, лучше перелить его. Госпожа Фьора весьма придирчива, и может снова… ох, конечно, я тоже ничего не имею в виду, не подумайте!
Лекарь, всеми силами делая вид, что оглох, уставился в потолок. Шантия же вместе с ним поспешила на кухню замка. Там она, взяв небольшую чашу, наполнила её отваром. Почти бесцветный, с едва заметным ароматом можжевеловых ягод.
То, что надо.
– Не могли бы вы подать мне то полотенце? – пускай, пускай он спишет напряжение в голосе на волнение за здоровье супруги Кродора. – Не хотелось бы, чтобы пришлось бежать через весь замок, если госпожа Фьора случайно прольёт хоть малость.
Лекарь, не усмотрев в просьбе ничего дурного, отвернулся – как раз на ту пару мгновений, что требовалось Шантии, чтобы выплеснуть отвар и наполнить чашу водой из бадьи.
О да, конечно же, королева поправится. В этом можно не сомневаться.
========== Путь гнева. Глава VII ==========
Чаще, гораздо чаще Кьяра теперь с горящими глазами твердила о демонах, и нет-нет, но даже самые стойкие задумывались о «глупых суевериях», вслушиваясь в хриплые, почти непрерывные крики и монотонные причитания, доносящиеся из покоев королевы. Лишь напрягая слух, можно было разобрать: Фьора умоляет привести детей, а Шантия успокаивающе шепчет, что не стоит, потому что и Альбранд, и Мернис могут заразиться.
Чем ближе исполнение болезенно-яркого желания, тем медленнее и медленнее тянется время.
К запаху дыма примешивался теперь ещё один – душная, тяжёлая вонь, отдающая чем-то кислым. Кьяра бы сказала, что именно в облаке такой вони являются миру всевозможные чудовища; Шантия лишь пожала бы плечами. Нет, это всего лишь запах пота и рвущейся наружу желчи.
Она смотрела на мечущуюся по кровати королеву, с улыбкой подносила ей «целебное зелье». И та принимала дар из её рук. Потому что тем, кто кажется недалёким и покорным, верили во все времена. В комнате темно, даже окна занавешены. Что ж, прекрасно, пусть и несколько преждевременно: на родных островах занавешивали окна лишь тогда, когда отходила по лунной дороге душа, и тогда же гасили повсюду свет, чтобы покойник не видел иных его источников, кроме лунного диска.
– Выпейте, госпожа, - приподняв голову едва живой Фьоры, она попыталась влить ей в рот содержимое чаши, когда её ударили по руке. Упав на каменный пол, чаша разлетелась на куски – громкий, слишком громкий звук для этого до срока походящего на склеп места.
– Ты врёшь! – прохрипела не своим голосом супруга лорда, норовя подползти ближе и ударить снова. – Ты всё врёшь!
Сердце замерло, пропустив пару ударов. Нет, нет, всё не так страшно, как можно подумать; нужно спрятать тревогу… Шантия с трудом выдавила улыбку и дотронулась до разгорячённого лба:
– Вы бредите.
– Ты, ты, ты! – глаза Фьоры налились кровью, и с неожиданной силой она вцепилась в плечи бывшей наложницы. – Что ты мне приносила?! Это из-за тебя мне плохо! Из-за тебя!
Тонкие пальцы впились в плечи, а каждый хриплый вопль всё больше походил на вой. Что, что изобразить сейчас, что сказать?! А если кто-то примчится на крики, а если услышит?!
Пусть. Кто поверит больной женщине?.. Скажут, что она уже не различает сон и явь.
– Ты хочешь меня убить, меня! – Шантия попыталась вырваться из цепкой хватки, но Фьора, в которой откуда-то взялась небывалая сила, подмяла её под себя, и вот уже не в плечи впились пальцы – в открытое горло.
Нельзя сопротивляться. Как нельзя и позволить бешеной фурии себя убить!
Пока разум пытался найти решение, тело отбивалось, но отбивалось крайне вяло. Мир в глазах темнел, наливаясь сиреневой и расплываясь множеством кругов. Такие же круги идут по воде, если бросить в спокойную гладь камень или хотя бы малую каплю. В сгущающемся полумраке что-то громыхнуло – почудилось?..
А затем на лицо полилось что-то липкое и горячее, а стальная хватка ослабла.
Как же это похоже на один из многочисленных снов! На самом деле, верно, она сейчас спит в своей постели, беспокойно ворочаясь. Она не может лежать на королевском ложе, глядя в потолок и силясь спихнуть с себя отчего-то потяжелевшее тело королевы.
Тело. Потому что прежде полные ярости глаза смотрят теперь в пустоту, а из разрубленной шеи струится кровь. Потому что стоящая у изголовья Кьяра убирает в ножны клинок, нараспев бормоча молитву.
– Вы… почему вы… - Всё ещё тяжело дыша, Шантия дотронулась до собственного горла. Она смирилась с тем, что однажды придётся увидеть гибель супруги людского вождя; смирилась, что та падёт от её руки. И потому вместо облегчения пришло недовольство – недовольство зверя, у которого некстати выскочивший перед носом соперник отнял уже почти давшуюся в руки добычу.