«Для чего это? Зачем всё это запоминать? Что мы можем с этим сделать?»

Он преодолевает милю за милей по безмолвному шоссе, волоча босые ноги по мусору и мёртвым листьям, и его гнев то идёт на убыль, то вспыхивает с новой силой. Одномоментные всплески ярости тонут в мрачном созерцании. Нам понятны эти чувства. Мы наблюдаем, как они заполняют страницы книг мальчика и множества книг вокруг.

«Вы хорошие люди? — это угрюмое бормотание обычно предшествует всплескам. — Или вы все разные?»

Внезапный порыв ветра кружит вокруг лодыжек мальчика листья и пивные банки.

«Вы — мои мама и папа?»

Никто не отвечает мальчику, хотя нам бы очень хотелось. Он видит нас, говорит с нами и почти способен прочесть нас, некоторые страницы его книг стоят на самых верхних полках, поэтому мы очень хотели бы ему помочь. Но нас много, и нужно большие усилия, чтобы заставить нас двигаться.

Ещё один город. Ковёр из мусора становится толще. Осколок битой бутылки прокалывает мозолистую кожу и врезается в живую плоть. Появляется несколько пятен чуть тёплой крови, тёмной, но не чёрной. Он не чувствует боли. Его мысли далеко отсюда, занятые другими мирами, и у него нет времени следить за нуждами своего тела. Он не слышит, как его окликает мужчина, и не понимает, что его уединение нарушено, пока тот не встаёт перед мальчиком на колени.

— Ты в порядке? — спрашивает мужчина. — Где твои родители?

Мальчик смотрит на него через полумрак солнцезащитных очков. Глаза мужчины округлились от удивления и беспокойства. У него худое загорелое лицо и короткая пушистая бородка. Мужчина ждёт ответа.

Мальчик пожимает плечами.

— Ты здесь один, приятель? — спрашивает второй мужчина, и мальчик смотрит на фургон. Старый ржавый Фольксваген до отказа забит сумками, коробками, едой и оружием. Из пассажирского окна высовывается голова мужчины. У него бледное лицо, светлые лохматые волосы и большие зелёные глаза. Очки душат мальчика, ему хочется снять их, чтобы рассмотреть эти глаза, но он не делает этого. Даже в этом своём состоянии он способен учиться. Мальчик здесь именно за этим.

Зеленоглазый выходит из фургона и становится на колени рядом с кареглазым. Его руки покрыты спиралью цифр. Он касается лица мальчика. Мальчик чувствует, как инстинктивно напрягается челюсть, заряжая зубы неестественной твёрдостью, но заставляет чувство отступить.

— Ты такой холодный, — говорит зеленоглазый мужчина. — Ты болен?

— Холодный? — осторожно уточняет кареглазый.

— Не в этом смысле, Геб.

— Можно снять их на секундочку? — спрашивает кареглазый, протягивая руку к очкам.

Мальчик отступает назад и яростно мотает головой.

— Хорошо, хорошо, — говорит мужчина, поднимая руки. — Тебе хочется выглядеть круто, я понял.

Зеленоглазый улыбается. У него ласковые глаза.

— Как тебя зовут, дружище? Мальчик пожимает плечами.

— Хочешь поехать с нами?

Мальчик задумывается. Его разум начинает составлять для нас конкретные настойчивые вопросы, но он останавливает этот процесс, вместо этого обращаясь к Библиотеке. Он закрывает глаза и просматривает наши бесчисленные страницы.

Находит что-то. Слово в бесконечном кроссворде. Смутное интуитивное чувство. Он кивает зеленоглазому.

— Меня зовут Гейл, — говорит мужчина. Мальчик отмечает ритм его голоса — отзвук далёких мест. — Это Гебре.

— Может, мы попозже поговорим, — говорит Гебре, — когда будешь готов, — у него тоже экзотический, но знакомый акцент. — Не хочешь подкрепиться? Ты голодный? — мальчик отрицательно качает головой.

— Пить хочешь? — он достаёт из фургона бутылку с водой и предлагает её мальчику. Тот берёт её, смотрит на плескающуюся внутри жидкость и на микроорганизмы, плавающие внутри — миллиарды маленьких ромбов и спиралей, живущих своей непостижимой жизнью в неизвестном нам мире. Он делает глоток и чувствует, как они скользят по сухому горлу, становясь его частью. Мальчик садится в фургон вместе с Гейлом и Гебре.

Я

ПОЛ.

Я сижу на крыше с другом Полом Барком и курю сигарету, которую стащил у отца. Мне не нравится курить, — я чувствую, как она сжигает меня изнутри, — но суть как раз в этом. Когда я спросил у отца, почему он не бросит привычку, которая его убивает, он сделал глубокую затяжку и процитировал священное Писание:

— Любящий жизнь свою погубит ее; а ненавидящий жизнь свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную».

Тогда я его не понял, но теперь понимаю. Я набираю полные лёгкие дыма и сдерживаю кашель, пока он не превратится в тупую боль. Это здорово — ненавидеть свою жизнь. Чувствуешь себя в безопасности. Если я желаю смерти, то ничто не сможет причинить мне вреда.

— Чем занимается твоя мама? — спрашивает Пол.

Внизу на лужайке мама обрезает розовый куст. На фоне его тусклых зелёных стеблей цветки кажутся невозможно красными, как пятна чистого оттенка, проникающего из какого-то другого королевства. Несмотря на мучительную жару, весь двор стоит в цветах. Каждую неделю она привозит для них целую цистерну воды.