Немного погодя спрашивает:

— Нравится?

— Что? — говорю.

— Бензоколонка.

Я присмотрелся: она и вправду была красивая, похожая на небольшую современную виллу, я так ему и сказал.

Он все смотрел на нее, тогда я и говорю:

— Да ведь ты видел их тысячи, этих бензоколонок.

— Но ни разу такую, как эта.

Он открыл дверцу, спрыгнул, пересек дорогу и направился к колонке. Навстречу ему вышел человек в голубом комбинезоне со множеством «молний»; Этторе завел с ним разговор, а я видел, что чем больше он говорил, тем чаще этот человек оглядывался на свою колонку и смотрел так, будто видел ее в первый раз.

Я тоже вылез из кабины и подошел к ним. Человек в комбинезоне говорил Этторе:

— Посмотрели бы вы на нее вечером, когда горят все неоновые надписи.

Этторе кивал головой, будто сам все больше в чем-то убеждался, потом вытянул шею, точно хотел заглянуть за угол колонки.

— Сзади мойка для машин, — сказал человек в комбинезоне, и они отправились вокруг колонки, а я ждал, когда они вернутся.

Этторе громко вздохнул и спросил:

— Сколько же может стоить такая колонка со всем оборудованием и с неоном?

Человек поднял большой и указательный пальцы, а остальные сжал в кулак. Больше Этторе ничего не спрашивал, мы вернулись в машину, но с места не тронулись. Вместо этого Этторе достал из кармашка на дверце машины карандаш, бумагу и принялся что-то чертить. Я старался заглянуть ему через плечо, а он все время отталкивал меня. Но я все равно рассмотрел, что он рисует бензоколонку, потом насосы, а над ними пишет крупными буквами: «ГАЗОЛИН. БЕНЗИН. МАСЛО».

Наконец мы тронулись, он вел машину, как всегда, молча, а я ощущал какое-то беспокойство, сам не знаю отчего.

Я спросил:

— Собираешься поставить бензоколонку?

— Да, — отвечает он сухо.

— У тебя есть два миллиона?

— Я никогда не сорил тысячными билетами на спортплощадке.

— А где ты ее поставишь?

— Там, у нас. Сначала изучу как следует новую дорогу, по которой ходят грузовики, и тогда сразу куплю участок. Предупреждаю тебя, Пальмо: как только у меня будет бензоколонка, я брошу этот грузовик и ты ищи себе другую работу.

— А к себе ты меня не возьмешь?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Я возьму отца. Заставлю его продать мастерскую — пусть моет машины.

Я провел рукой по лицу и стал думать. Наконец, как будто придумал:

— Этторе, а если устроить при бензоколонке кафе или бар, как делают американцы, видел в кино?

Он тут же отказался:

— Нет, мне никогда не нравилось кормить и поить людей. Особенно кормить.

— Так этим бы занялся я.

— Не хочу я кухонного чада на своей бензоколонке, — ответил он решительно.

И в третий раз я почувствовал себя, как тогда, когда кончилась война, и потом, когда Бьянко пришлось ехать в санаторий.

IX

Отношения Этторе с семьей Ванды с каждым воскресеньем улучшались, так что однажды, еще до наступления осени, его даже пригласили к обеду. Пока женщины накрывали на стол, Этторе вел разговор с мужчинами, и воспоминание об их кулаках не вызывало в нем прежнего негодования — ему даже казалось, что его отношения с Вандой не представлялись им больше непотребными.

Когда мужчин пригласили к столу, Ванда уже сидела за ним. Мать и сестра заранее привели и усадили ее, словно какого-нибудь инвалида, которому в присутствии нормальных людей лучше прятать нижнюю часть туловища под столом. Она похорошела, лицо у нее стало очень нежным, хотя немного припухло.

Еда была хорошая, но тяжелая, зимняя, а не летняя. Этторе прожевывал каждый кусок в три раза медленнее, чем обычно, все время пил газированную воду и вскоре почувствовал, как холодный пот выступил у него на висках. Правда, ему то и дело задавали вопросы, и это в какой-то мере служило объяснением того, что все блюда он заканчивал последним.

— Вчера я был у Порта П., — сказал Терезио, — и видел твою бензоколонку. Ты здорово гонишь, стены поднялись уже на добрый метр. Вчера там за каменщиками присматривал твой отец.

— Да, потому что я ездил с грузом в С.

— Сколько ты берешь отсюда до С.? — с живым интересом осведомился Франческо.

— Триста лир за центнер груза.

Наконец заговорила Ванда, и только тогда он обратил на нее внимание, — до этого казалось, будто ее и не было. Теперь, когда они впервые взглянули друг на друга и стали разговаривать, родные внимательно наблюдали за ними, словно надеясь понять, как случилось, что их Ванда полюбила Этторе, а он ее.