Шрифт:
– А то! Сорок миллионов мартышек за сорока миллионами печатных машинок, и никак иначе.
Шутник! Но, в принципе, логично. Автор, он и есть автор, какой фамилией ни подпишись. При желании дискуссию можно развить, но мне лень.
– Угу, я тебя понял. Будем считать, он… этот мой персонаж – сумасшедший.
– Ну и отлично. Рад, что помог. – И, еще раз пробежавшись глазами по строчкам на экране, добавил: – Ладно, ты сиди, а я спать пойду. Только сначала почту проверю, если ты не против.
– Садись. – Я освободил кресло, пуская брата за стол.
Нет, все-таки я своего младшенького уважаю. Обладает он тем ценным качеством, недоступным большинству верующих. Качеством, недоступным его дружкам, с кем он по случаю меня знакомил. Стасик умеет верить, но не голосить о своей вере. Попросишь – с радостью расскажет и объяснит все, что знает. Не спроси – будет помалкивать. Великое благо, уметь «верить в душе».
Хотя… кто его знает, не для того ли знакомил с дружками-апологетами, чтобы так или иначе дать старшему брату послушать о прекрасном Спасителе? Хе-хе, с него станется. Вроде как и не при делах…
– Кстати, пока ты не ушел, – со всем доступным равнодушием «спохватился» я. – Сегодня Вероника собиралась заехать, какие-то вещи забрать. Приезжала?
– Приезжала, ага.
Он тактично уперся носом в монитор, вроде занялся своими делами.
– И как она? – продолжил изображать равнодушие я.
– Любит, – лаконично ответил брат.
Еще одна святая наивность. Если любит, то почему…
– Сомневаюсь, – я покачал головой.
Стас оставил в покое компьютер и сел ко мне лицом.
– Потому и ничего не имеешь, что сомневаешься. Сам ведь знаешь, я прав.
Порой он умеет быть деликатным, не встревать не в свое дело, не надоедать советами и расспросами. Но иногда… Братскую любовь, что ли, так проявляет?
– Да не фига ты не прав! – вспылил я. – Живешь в придуманном мире, ублажаешься сладенькой чушью. Хорошо, если сам в нее веришь.
– Я-то верю, – тихо отозвался он. – А она – любит. Просто пока еще боится простить.
И мне почему-то сделалось еще противней в душе. Еще запутанней.
Выделить всё.
«Delete».
…Георг внимательно выслушал невесту. Губы стянулись в узенькую полоску, уголки потянулись вверх.
– Готов ли я ради тебя отказаться от всех? Забыть весь мир, возненавидеть близких?
Она смотрела на него не мигая, ожидая ответа.
– Люблю ли я тебя больше жизни?
Вероника молчала. И прочитать что бы то ни было в ее волшебно-прекрасных глазах было решительно невозможно.
– А шла б ты, родная!
Георг пересек комнату и хлопнул дверью.
Назавтра я не пошел на работу. Позвонил начальнику, сказался больным. Никого не хотелось видеть, даже Любу Смирнову.
Стасик с утра куда-то уехал, и я пребывал в благословенном одиночестве. Перво-наперво проверил, сохранилась ли резервная копия стертого по дурости варианта «Вероники». Есть! Не забыл скинуть на съемный диск. Обидно было бы потерять многострадальную страничку. Может, чего из нее вытяну. В конце концов, идеи роятся, осталось выловить основную, сюжетообразующую. Да найти мужество сесть и написать дурацкий рассказ. Вернее, могучий и гениальный.
Запиликал лежащий у системника телефон. На экранчике высветились знакомые цифры с билайновским «девятьсот три» в начале. Надо же, не успеешь вспомнить… Подождал, провел большим пальцем по стеклу. Будто желая их стереть.
Отвечать абсолютно не хотелось.
– Алло? Привет, Любаш. Ага, заболел. Приступ хитрости с осложнением на ноги. Ходить вообще неохота. Да нет, не волнуйся, живой я. Ладно, слушай, у меня дела, если честно. Так что пока. Спасибо, что позвонила.
Я отключился, повертел мобильник в пальцах. Выключил совсем и, вздохнув, побрел на кухню.
К моменту, когда закончила журчать кофеварка, сконструировал и сунул в ростер бутерброды. Налил большую кружку кофе, плеснул в него коньяку. Подумал – и плеснул еще. И, заставив себя почувствовать вкус, позавтракал. После чего сполоснул посуду и уселся за комп.
По привычке скачал почту, заглянул в блог, лениво пролистав ленту друзей. У всех какие-то дурацкие приключения, мысли, фантазии. Посмотрели новый фильм, обсудили модную книгу, поругались на тему очередной спортивной неудачи. Кто виноват – судейство или тренеры? Тоже мне, казнить нельзя помиловать. Кому оно важно!