– Убирайся, - велел давно прекративший довольно скалиться Эйдрик, но Зои поморщилась, отмахиваясь от него с видом утомлённой шалостями ребёнка матери.

– Я хочу вон тот кекс.

– Пошла вон.

– Эйдрик, - поглядела женщина в потемневшее лицо колдуна, - если вы хоть как-то решите досаждать моей любимой, все узнают о ваших бездарных провалах, и не из моих уст, а по рассказам ваших коллег. Если потребуется, я попрошу приехать уже не столь юную Дженив Л'Оу, дабы она в красках описала ваше сморщившееся лицо, когда вы узнали, что уступили простой ведьме. Вы можете не бояться, что ваш дом сожгут снова - вы смирились с прошлой потерей, не сомневаюсь. Вы плюёте на мнение окружающего сброда, и это даже не секрет. Но что скажет ваша драгоценная жена, услышав о воплях про ведьмину бездарность? Или о том, как вы умоляли не разглашать рецензий на ваши работы?

Лицо Эйдрика перекосило, но на возражения ему не хватало слов: воспоминания нахлынули с новой силой, впечатав в прежде казавшееся удобным кресло. Прежние унижения он действительно перетерпел, но от мысли, как отреагирует Эржи, становилось дурно.

– Какое мне дело, что она скажет, если ваша тощая девка хочет затащить её на плаху?
– совладав с голосом, спросил он почти ровно.

– Если готовы принять моё слово под залог, то не тревожьтесь: "тощая девка" хочет только справедливости. Если Эржи Нор Ри попала под подозрение по случайности или чужому умыслу, госпожа Л'Неш это узнает и защитит её. Если она виновна - значит, будет наказана. По закону, - подчеркнула Зои не без раздражения, глядя, как подобрался колдун.
– Без расследования и суда ей приговора не вынесут.

– Я буду защищать свою жену.

– А я - свою женщину. Нам разумнее дружить, дорогуша Эйдрик, дабы никому не навредили по глупости. На вашем месте я бы хорошенько подумала, стоит ли игра свеч, если вы всё равно останетесь с носом. Или без, - предупреждающе подняла руку Зои. Плотно обнимающие запястье ремешки с глупыми побрякушками показались Эйдрику в этот миг неприятно зловещими.
– Вам нравится ваш нос?

– Вне сомнения, - сквозь зубы бросил колдун.

– И я уважаю ваши симпатии! Думаю, о полной компенсации мы договоримся позже и более мирно, как деловые люди, а пока я всё ещё хочу этот кекс. И этих ваших чернильных зёрен.

– Забирай хоть все, - с досадой, чувствуя себя на редкость паршиво, отмахнулся Эйдрик.
– Подавать нищим - благое дело.

– Заверните, - велела Зои, неловко поднимаясь. Под рукой - с мерзкой ведьминской непринуждённостью!
– соткался крепкий посох.
– И проводите до двери. И, право слово, загляните завтра на чай, раз уж у нас больше нет взаимных претензий.

Благороднейший магистр, поджав губы, подчинился. Ему было бы легче смириться с поражением от типичной сказочной страшной особы, которая вцепилась бы ему в руку костлявыми пальцами, обдав старческим дыханием и обещая тысячу проклятий на кудрявую голову, а не от... Зои до Новис. Ведьма, опирающаяся на его локоть, была круглой, мягкой, румяной и возмутительно добродушной. Казалось, она даже искренне поблагодарила его за "откуп", прежде чем бережно сдавить руку маленькой ладошкой и, от души саданув посохом по крыльцу, исчезнуть в метели.

Эйдрик тупо глядел на заметаемые следы, в полной заторможенности перебирая ругательства. Эти ведьмы... Они не просто лезут не в свои дела, портят идеальные угрозы и не дают напоминать смертным их место. Они мешают жить.

***

Настой подействовал так, как и должно: к возвращению Зои Амалия спала, только не в кровати, а на стуле у печки, завернувшись в платок и два одеяла. Ссадина на щеке уже начала подживать. Ухмыльнувшись, лекарка проверила, нет ли жара, а затем занялась насущными делами: начала колдовать. Возиться с ужином, уборкой и переносом Л'Неш в постель совершенно не хотелось.

Вскоре, хорошенько спрятав отобранное у Б'Рука подальше и выпив чашку бульона, Зои присоединилась к Амалии, не без труда отвоевав себе край одеяла. Длинные волосы стражницы переливались в свете последней свечи каштановым мёдом и пахли терпкостью пота, дешёвой бумагой, чернилами - настоящими, а не пойлом из зёрен - и металлом. Здесь бы и умилиться спящей труженице, но Зои знала, что даже во сне, пряча лицо в подушку, её любимая не улыбается и больше походит на взведённую пружину.

– Нельзя так, - пробормотала лекарка, отводя волосы с плеча Амалии. Странно это - каждый раз ждать холод то ли камня, то ли стали, а чувствовать живую плоть.

Взбудораженность и злое веселье, оставшиеся после "прогулки", разом вдруг сошли на нет. Сев, Зои наклонилась, прижимаясь губами к белому, почти светящемуся в темноте плечу и попав на один из старых, плохо леченых шрамов. Сколько всё это может продолжаться? На сколько их хватит, прежде чем бестолковая девка сведёт себя в могилу?