— Два или три разбойника еще поют — видно, самые неуемные. Да еще слышно ржание лошадей и блеяние голодных овец. Начальник третьей стражи, передавая мне караул, сказал, что ночью там была драка: он своими ушами слышал крики о помощи и ругань. Но потом все смолкло.

Слушая центуриона, Вариний облекался в боевые доспехи.

— Сигнал к наступлению! — приказал он, накинув на плечи пурпурный плащ полководца.

Через мгновение по лагерю разнесся звук труб. А еще через несколько минут Вариний вывел свое войско в поле и построил в боевом порядке перед лагерем рабов. И сейчас же пение там смолкло и прозвучал сигнал сбора. Но часовые у ворот стояли неподвижно, и никто не выходил в поле, чтобы сразиться с римлянами. Легионеры осыпали рабов бранью, вызывая на бой. За валом царила тишина. Так прошел почти час. Римлянам стало жутко. Особенно неприятно было смотреть на часовых: ни разу ни один из них не повернул головы, не переступил с ноги на ногу…

Осеннее солнце выкатилось на небо и начало припекать шлемы и латы. А стража у ворот не шелохнулась. Вариний приказал префекту [113] взять небольшой отряд конницы и выяснить, почему молчит вражеский лагерь. Лошади с места рванулись в галоп. Вариний с нетерпением следил за ними, время от времени вонзая в бока своей лошади шпоры и натягивая поводья, отчего она поднималась на дыбы. Будь он чином пониже, помчался бы и он за начальником конницы!

Вот один из всадников метнул копье, и один из часовых упал. Но что это?… Никто из товарищей убитого даже не повернул головы в его сторону. Всадники поскакали назад.

— Это наши!.. — задыхаясь, кричал префект. — Это наши легионеры, которые попали в плен! Рабы их убили и подперли кольями, чтобы трупы не падали… чтобы трупы наших солдат сторожили их лагерь!.. А в лагере у них остались одни овцы!.. Спартак опять обманул нас и ушел из-под носа!..

— Они далеко уйти не могли! — сказал Вариний. — Еще недавно были слышны их песни. Бери всех своих всадников, скачи на тот холм — с вершины его ты увидишь, в какую сторону они двинулись. Преследуй их по пятам. Как только настигнешь, завяжи бой. Мы пойдем за тобой и в нужную минуту поможем тебе. Важно задержать их до нашего прихода.

Но в этот ранний час с холма видны были только поля, пустынные дороги да густой лес и вдали — цепь Апеннинских гор. Боясь засады и не зная направления, по которому следует двигаться, Вариний отступил в свой лагерь и выслал во все стороны разведчиков.

А войско рабов еще ночью, тайно выйдя из лагеря, двинулось через Луканию к Адриатическому морю. Воины шли по таким местам, которые считались непроходимыми, поэтому ни разведчики Вариния, ни местные сельские жители ничего не узнали о передвижении рабов, пока, перевалив через горы, они не достигли небольшого городка. Здесь Спартак решил подождать тех, кто был оставлен в старом лагере поддерживать огни и шум. Спартак приказал начальникам отрядов напомнить еще раз своим воинам, чтобы те соблюдали порядок и не чинили обид окрестному населению.

Не всем по душе был этот приказ: многие присоединились к войску Спартака, желая насладиться местью, а не за тем, чтобы уйти из Италии. Иные же хотели просто побольше награбить и скрыться. И вот, словно в поддержку им, рабы из нескольких ближних имений, услышав, что в их краях появились воины Спартака, убили своих хозяев и пришли к освободителю, приведя табуны отличных коней. Эти новые люди сначала удивились сдержанности воинов Спартака, потом стали издеваться над ними, называя их «шерстяными лентами». [114] Тогда недовольные, делая вид, что они не в силах выносить насмешки, присоединились к этим людям и вместе с ними бросились грабить не только поместья богачей, но и крестьянские усадьбы.

Узнав об этом, Спартак созвал своих воинов.

Он вышел к войску с гневно нахмуренными бровями. Обычно добрые голубые глаза его стали, как показалось Клеону, похожи на льдинки, источающие холод, так что те, на кого Спартак смотрел, зябко ежились под его взглядом. Спартак стоял, глядел на солдат и сурово молчал минуту, другую, словно подчеркивал этим всю глубину своего презрения к ним.

— Я достаточно убеждал вас, — начал он наконец, — и теперь собрал не для разговоров, а чтобы потребовать полного повиновения. Кого вы грабите? Чьи дома сжигаете? Чье хозяйство разоряете?… Таких же бедняков, как вы!

— Они свободные! — выкрикнул кто-то в задних рядах.

— Они сражаются против нас в римских легионах!..

— Так сделайте, чтобы они не Захотели воевать против вас! — воскликнул Спартак. — А «свобода» их — такой же призрак, как власть, которую вы мне вручили и которую я вам возвращаю. Я не хочу быть вождем разбойников! Выбирайте себе другого вождя.

Услышав эти слова, Клеон пришел в такое отчаяние, словно он сам вызвал гнев вождя. Рабы подняли крик:

— Спартака!.. Спартака!.. Не хотим другого вождя!..

— Крикса!.. Крикса!.. — раздавались отдельные голоса.

— Спартака!.. Не хотим никого другого!..

Рабы бушевали. Они готовы были вступить в драку между собой. Столкновение такого множества вооруженных людей могло бы привести к настоящему сражению, если бы Крикс, Эномай, Ганник и другие начальники рабов не стали на глазах у всего войска просить Спартака не слагать с себя власти верховного вождя. К их просьбам присоединились воины, клянясь, что не нарушат больше дисциплину, и призывая в свидетели своих клятв всех богов, существующих на свете: эллинских, галльских, германских, латинских, фригийских, египетских… Клеон был поражен таким множеством богов и задумался над тем, где они все живут и как они между собой ладят.