Шрифт:
Вовка, мой лучший друг, был серый, как стена.
— Вова, — сказал я ему. — Считай, что у нас ничья. Боевая ничья! Каких-то три гола разница, чепуха, почти поровну…
Вовка, немного поломавшись для виду, в конце концов со мной согласился. И, чтобы развеять последние сомнения, съел большое яблоко.
А я про себя подумал: «Да чтобы „наши“, „синие в жёлтых трусах“, каких-то там „полосатых“ под орех не разделали?!»
«Тпру!» и «но!»
Вышел я прогуляться, смотрю: посреди двора Вовка Абрамушкин на стуле верхом уселся, спинку стула двумя руками ухватил, подпрыгивает и кричит:
— Но-о-о-о!
А потом вдруг:
— Тпру-у-у-у!
— Ты чего это? — удивился я. — Ты зачем вынес во двор стул и здесь на него взгромоздился? Что, нельзя было дома на стуле посидеть?
— Ничего ты не понимаешь, — гордо и даже немого свысока ответил Вовка. — Это я верховой езде обучаюсь! На лошади! Понял?!
И сразу же снова заорал:
— Но! Но!! Но-о-о-!!!
И запрыгал вместе со стулом.
— Ничего себе! — задумался я. — Вовка, есть ведь некоторая разница — на стуле ездить или на лошади!
— Тпру-у-у! — рявкнул Вовка в ответ.
Затем перевёл немного дух и объясняет:
— Да никакой, собственно, разницы! Главное — хорошо запомнить, когда «тпру» сказать, когда «но»!
— Э-э, дорогой мой, — оглядел я со всех сторон Вовкин стул. — Многого ты, похоже, в этой жизни ещё не понимаешь! «Тпру» и «но»! С живым конём всё не так просто: и удила потянуть, когда требуется, и пришпорить его нужно вовремя…
— Да знаю! — отмахнулся Вовка Абрамушкин.
И как пришпорил вдруг свой стул что было сил!
Стул под Вовкой тут же взбрыкнул, поднялся на дыбы — наездник едва на стуле удержался! — да как помчит, не разбирая дороги!
— Помогите! Помогите!!! — заорал Вовка на весь двор.
Про «тпру» свои даже не вспомнил — не до того было!
Вижу я, дело плохо, друга спасать нужно.
Вскочил я, не седлая, на дворовую скамейку, шлёпнул её ладошкой и помчался Вовку догонять.
Ясно, верхом на стуле от скамейки далеко не уйти, догнал быстро, ухватил за спинку.
Так и едем рядышком, один на стуле, другой на скамейке верхом.
Я Вовкин стул не выпускаю, рукой его ласково по спинке поглаживаю.
— Нет, — говорю, — не «тпру» и «но» в этом деле главное! Важнее — хорошее обхождение!
Проверено!
Моей младшей сестрёнке Таньке купили пианино. А в придачу ещё толстенную кипу нотных книг и тетрадей.
Понятно, что в тот же день пришёл к нам в гости Вовка Абрамушкин.
— Ух ты, пианинка! — радостно сказал он. — Можно на нём поиграть?
— Можно, — разрешил я. — А ты, разве, умеешь?
— Вот как раз и проверим, умею или нет, — пожал плечами Вовка.
Он раскрыл самый толстый нотный сборник и начал его листать.
— Хочешь послушать «Ноктюрн» композитора Шопена? — наконец остановился он.
— Конечно, — согласился я.
— Нет, лучше что-нибудь из Бетховена, — передумал Вовка. — Вот, пожалуйста, «Виртуозная пьеса»!
— Давай Бетховена, — не стал я спорить.
Вовка подозрительно посмотрел на меня и странно хмыкнул:
— Такое впечатление, что тебе всё равно! Тогда уж я для начала сыграю произведение Антонио Вивальди! Чудное название — «Времена года. Осень. Переложение для фортепиано»!
Мне стало как-то неловко, что я едва не обидел своего друга равнодушием.
— Ясное дело, сыграй сначала «Осень» Вивальди! — горячо поддержал я Вовку. — Понимаешь, сам хотел тебя об этом попросить!
Вовка открыл крышку пианино, поставил ноты на пюпитр, осторожно дотронулся пальцем до какой-то чёрной клавиши.
— Слушай, — спросил он, — а что, сестра твоя, Танька, всё вот это запросто может сыграть? Вивальди, скажем, или… даже Бетховена?
— Хи-хи! — вежливо ответил я. — Нет, конечно! Татьяне ещё сто лет учиться и учиться, а ноты на всю жизнь впрок закупили!
Вовка покачал головой в задумчивости, а затем потрогал пальцем ещё одну клавишу, белую.
— Обидно, наверное, будет, если пьеса Бетховена у меня не очень хорошо получится, как ты думаешь? — спросил вдруг он. — Или даже Шопена какого-то не одолею? Может, и не пробовать, чтобы лишний раз не огорчаться?