Кестрел сказала ему, что ей будет не хватать его. Она сказала ему тихо, в тон шума волн, что ей очень хотелось, чтобы он был ей братом, что ей жаль и что она благодарна судьбе за то, что ей посчастливилось познакомиться с ним.

Она ушла, не оставив после себя ничего, кроме бьющихся о берег волн.

Когда она добралась до Арина, тот раздвинул кусты и опустил восточный арбалет, который держал наготове.

— Тебе не пришлось бы, — заявила она.

Арин посмотрел на неё. Он бы выстрелил.

— Верекс — мой друг.

Арин разрядил арбалет. Его пальцы дрожали.

— Ты встретила его как друга, — признал он, — но...

Они оба бросили взгляд в сторону лагеря. Худая фигура Верекса медленно удалялась в его сторону. Он растворился в свете лагерного костра, на приличном расстоянии от повозки.

Кестрел развязала мешочек, сняла его с талии, отряхнула руки и одежду.

— Спички, живо.

Руки Арина ещё не слушались его. Он неуклюже завозился с коробкой. Кестрел забрала её, вынула спичку и, чиркнув ею о тёмную полоску, подожгла дорожку чёрного порошка на песке. Та заискрилась, загорелась, и по дорожке побежало пламя.

И они тоже побежали.

Пляж озарил взрыв.

* * *

Они держались подальше от дороги, пробираясь сквозь ночь обратно в свой лагерь. Не спешили. Лунный свет рисовал на земле причудливые узоры. Они молчали, но Кестрел знала, что они молчат о разных вещах.

Она не рассказала Арину, что видела своего отца в валорианском лагере. Что она никак не могла выкинуть из памяти его образ, что любовь к нему засела у неё в душе, словно кулак. Дрожащий, израненный. Она презирала эту любовь в себе. Разве это не похоже на любовь избитого животного, которое крадучись подползает к своему хозяину? И невозможно было отделаться от правды: ей не хватало отца.

И это было так ужасно, чтобы рассказать Арину.

Но, в конце концов, когда они остановились, чтобы устроить привал и поспать, даже не собираясь возиться с палаткой, просто завалившись в ложбине, которую они вытоптали в высокой траве, Арин заговорил. Он проскользнул рукой под тунику девушки, чтобы прикоснуться к её обнаженной спине, но замер:

— Всё в порядке?

Ей хотелось объяснить: раньше она не думала, что позволит кому-нибудь прикасаться к своей исполосованной шрамами спине, думала, что это будет противно ему и противно ей. И всё же его прикосновения заставляли её чувствовать себя лёгкой и обновлённой.

— Да.

Он поднял тунику, ища отметины от кнута, проводя пальцами по всей их длине. Кестрел позволила себе почувствовать это, дрожа под его пальцами и не думая ни о чём. Но напряжение росло. Он лежал неподвижно, за исключением руки.

Кестрел спросила:

— В чём дело?

— Твоя жизнь была бы куда проще, выйди ты замуж за валорианского принца.

Она развернулась, чтобы было видно его лицо. Запах чёрного пороха впился в них обоих. Его кожа пахла свечой, которую только что задули.

— Но не лучше, — сказала она.

* * *

К исходу следующего дня они догнали армию Рошара, которая остановилась... что странно — ещё было слишком рано разбивать лагерь для ночёвки и слишком поздно для обыкновенного привала. Более того, сами солдаты пребывали в недоумении. Они выглядели так, будто вообще никаких приказов не получили. Они держали строй, но скорее условно, переговариваясь между собой, правда, броню при этом не сняв, и коней не расседлав. Кто-то даже сидел в седле. Геранец держал лошадь под узды. Дакранец выглядел так, словно ему хотелось, чтобы и у его лошади были вожжи, и ему было чем занять руки. Когда Арин и Кестрел подъехали к авангарду, все подняли на них глаза. Лица обратились к Арину в поисках объяснения, явно испытав облегчение, что наконец-то им будет дан ответ. Но Арин даже не понял вопроса.

— В чём дело? — спросил он двух ближайших всадников.

— За нашим принцем кто-то пришёл, — сообщил дакранец.

Арин посмотрел на Кестрел, взволнованный неуверенностью в голосе дакранца. И он не знал, нужно ли ей перевести то, что он сказал.

— Кто-то его увёл? — спросила она на языке солдата.

Солдат цокнул зубами. Нет.

— Но я слышал, что его сиятельство по-настоящему испугался. На него смотреть было страшно. Кто-то думает, что она...

— Она?

— Несёт весть об окончании войны. Что мы должны отказаться от дальнейшего похода и отправиться по домам. — Солдат искоса посмотрел на Арина. — Кое-кто надеется на это.

— Явилась ваша королева? — спросил Арин.

Но это не королева пришла навестить брата.

Глава 37

Рошар стоял в одиночестве возле своего шатра. И Кестрел поняла, что имел в виду солдат, когда описал лицо принца. Она давно привыкла к его увечьям и уже редко обращала на них внимание. Но сейчас эмоции так сильно исказили черты его лица, что оно превратилось в уродливое месиво: маску потери, перекошенную злобой и стыдом.

Арин подошел к нему. Широко распахнутые глаза преисполнены беспокойства.