Советское уголовное право изложено в Уголовном кодексе, введенном в действие с 1 июня 1922 г. (объявлен по армии в пр. РВСР 1922 г. №№ 1551, 2375 и 2623) и переизданном в редакции 1926 г. (постановление ВЦИК'а 22 ноября 1926 г.), а также в Уголовно-процессуальном кодексе 1923 г. (пр. РВСР 1923 г. №№ 1194 и 1937). Кроме того, есть еще особый Кодекс — "Положение о судоустройстве РСФСР", изданный 11 ноября 1922 года.

Независимо от этих Уголовных кодексов РСФСР, собственные Уголовные кодексы имеются в УССР и БССР и др. Союзных Республиках, в общем сходные с соответствующими Кодексами РСФСР.

В октябре 1924 года II сессией ЦИК'а СССР были рассмотрены и приняты "Основные начала уголовного законодательства СССР и Союзных Республик". Той же сессией было принято "Положение о воинских преступлениях".

Принятые ЦИК'ом законы общесоюзного значения подлежат введению в уголовное законодательство каждой из Союзных Республик. За исключением государственных и воинских преступлений, по всем остальным видам преступлений Союзные Республики в своих кодексах самостоятельно определяют отдельные виды преступлений и порядок применения к ним мер социальной защиты.

Преступлением или, точнее, "общественно-опасным" деянием ныне действующий Уголовный кодекс (по редакции 1926 г.) признает "всякое действие или бездействие, направленное против Советского строя или нарушающее правопорядок, установленный рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени" (ст. 6 Уг. код.). Однако не является преступлением действие, которое хотя формально и подпадает под признаки какой-либо статьи кодекса, но "в силу явной малозначительности и отсутствия вредных последствий лишено характера общественно-опасного" (примеч. к 6 ст. Уг. код.).

Поясним приведенное определение.

Во-первых, оно указывает, что преступление есть явление общественное: буржуазное право видит корни преступности в личности преступника, в его "злой воле", в том, что те или иные лица в силу своей "свободной воли" нарушают интересы общества, чем совершают преступление и за него получают возмездие в виде наказания. Наш уголовный кодекс, стоя на марксистской точке зрения, отвергает так-называемую "свободную волю". Воля или деятельность человека определяется всецело той обстановкой или той общественной средой, в которой он живет. Эта общественная обстановка — обстановка классовой борьбы, непрерывного соперничества классов, зависящего от экономических условий. Поэтому и воля человека, выражающаяся в его поступках, не может быть свободна, вполне завися от общественной среды, т.-е. в конце концов от экономических, хозяйственных условий, или от развития экономики. Точно так же наш кодекс не признает какой-либо личной "злой воли". Все преступления совершаются вследствие ненормальных экономических условий. В отношении преступлений, вызываемых непосредственно нуждой (кража, грабеж и т. п.), это очевидно, так как статистика устанавливает их рост при безработице, дороговизне жизни и вообще при тяжелых хозяйственно-экономических условиях и уменьшение при изменении экономической обстановки в лучшую сторону. Если поглубже проанализировать все прочие виды преступлений — контр-революционные, вызываемые половыми отношениями и пр., — то выяснится, что корни их все же лежат в экономике; таким образом, всякая преступность всегда в конечном счете вырастает из общественных отношений и объясняется экономическими причинами. При наличии здоровой и нормальной экономики, в бесклассовом коммунистическом обществе, может и должна изчезнуть всякая преступность, так как не будет налицо тех условий, которые порождают ныне преступления. Борьба с преступлениями определяется исключительно их опасностью для установленного порядка.

Во-вторых, определение Кодекса говорит не только о преступном действии, но и о преступном бездействии. Под действием понимается всякий поступок, всякая активная деятельность; под бездействием — отказ от действия, пассивность, "неделание". Преступным действием будет совершение всякого поступка, всякого деяния, запрещенного уголовным законом, под угрозой наказания; преступным бездействием будет неисполнение того, что предписано уголовным законом под угрозой наказания же. Таким образом, преступлением может быть и активное действие и пассивное бездействие (напр., непринятие должных мер к охране вверенного по службе имущества и т. п.).

Наконец, в третьих, деяние, чтобы стать преступным, должно быть направлено против того строя и правопорядка, который у нас создан Революцией, т.-е., иначе говоря, против такого порядка, который ныне установлен у нас на переходный период между капиталистическим и коммунистическим строем. Поэтому наш Уголовный кодекс не считает преступлением такое деяние, которое опасно или вредно только с точки зрения старого, дореволюционного строя. Например, старый русский уголовный закон ("Уложение о наказаниях") считал преступлением так-называемое прелюбодеяние, т.-е. добровольную половую связь двух лиц, из которых одно или оба состоят в браке, и назначал за это даже лишение свободы. Уголовный кодекс 1922 года, не видя в этом деянии чего-либо опасного для переходного Советского строя, не включает его в перечень преступлений. И по мере приближения к коммунистическому строю многие преступления, ныне предусматриваемые Уголовным кодексом, совсем исчезнут, пока не установится бесклассовое государство, где уже совсем не будет преступлений и преступности. Следовательно, преступление есть явление не абсолютное, всегда и всюду существующее, как полагают буржуазные юристы, а относительное, историческое, присущее преимущественно капиталистическому общественному строю. Затем надо иметь в виду, что, в отличие от буржуазных кодексов, наш Уг. код. признает преступлением не только те поступки, которые в нем перечислены и предусмотрены, но и всякое такое деяние, которое вредно или опасно для Советского строя, для интересов рабочих и крестьян. Поэтому ст. 16 Уг. код. разрешает применять уголовные законы по аналогии или по сходству, предоставляя усмотрению суда признавать наличие преступлений и применять меры социальной защиты по отношению к общественно-опасным действиям и непредусмотренным в кодексе, если они сходны (аналогичны) с какими-либо предусмотренными в последнем преступлениями.

Кроме особо опасных деяний — преступлений, могут быть и менее опасные, маловажные (например, вроде указанных в вышеприведенном примечании к ст. 6 Уг. код.), которые в некоторых случаях (в отношении служащих) предоставляется разрешать не суду, а начальству. Эти маловажные действия именуются проступками. В отношении военнослужащих проступком называется "такое действие, которое нарушает порядок службы или свидетельствует об отсутствии добросовестного отношения и старательности, при условии, что в этом действии нет злостного неподчинения и сознательной враждебности к Советской власти, а равно и других признаков, влекущих за собой судебную ответственность" (ст. 9 Дисциплинарного устава).

Субъектом преступного деяния, т.-е. его совершителем или виновником, может быть только человек (в древности и в средние века судили и животных). Старое уголовное право считало, что субъектом преступления может быть только человек вменяемый, т.-е. вполне сознающий свои действия. Поэтому малолетние, душевно-больные и т. п. не могли являться субъектами преступления. Однако, с точки зрения марксистского уголовного права, субъектом преступления является всякий — и невменяемый — человек; разница лишь в том, что по отношению к вменяемому субъекту будут применятся одни меры социальной защиты (так-называемые наказания), а к невменяемому — другие (лечение и т. п.).