Когда же он вернулся, то не нашел девушку на прежнем месте. Её тонкий силуэт в длинном платье из легкой белой ткани неожиданно вырисовался на фоне широко французского окна. Там, в самой темной части гостиной, где начиналась лоджия и где свет приходилось включать самостоятельно, Адалина очарованно наблюдала за удивительно красивой ночью. Наблюдала и сама не знала того, что завораживает своими чертами не меньше, чем эта ночь.

И теперь, после его вопроса о дружбе, в пространстве повисло ненавистное ожидание. Это чувство раздражало девушку, поэтому она отстранилась и подняла голову вверх, ловя свежий запах стирального порошка. Сейчас на неё смотрел человек, который хотел услышать только один, совершенно определенный ответ. Она готова была дать его тому, кто держит обещания и помогает в трудную минуту. А как же тот, кто при мгновенной вспышке ярости может с легкостью сломать чужую руку?

– Я много раз слышала о том, что…нет, - она слегка покачала головой. – Ты ведь знаешь, каково это – убить человека?

– Я не стану отвечать, – мрачно произнес мужчина.

– Знаешь, - прошептала она в ответ.

Её настойчивая близость и потемневшая зелень глаз выражали решительное требование лучше, чем какие-либо слова. Но то, что он мог рассказать, не предназначалось для таких ушей. Он бы предпочел, чтобы девушка никогда не видела его жестокости, и вообще находилась как можно дальше от любых дел семьи Моор. Сейчас Тадеуш осознавал это так четко, что от нарастающей злобы на самого себя скрипело сердце.

– Когда становишься старше, кое-что начинаешь понимать. И я давно уже понял, что в моем прошлом нет ни черта, чем можно было бы гордиться. Строгость воспитания отец направил на брата, я же рос в атмосфере вседозволенности. Даже теперь не знаю, чего не могу получить в этой жизни, потому что у меня всегда есть всё. И ты, Адалина, не была исключением. Я не скажу тебе, что ты перевернула мое представление об отношении к другим, как видишь, поступаю по-своему до сих пор. Но я многое сделал из того, за что обязательно отвечу, в том числе и за чужие жизни. Это было давно, и это было самое дерьмовое время после моего совершеннолетия, тогда из-за моих выходок пострадало много людей. Про те года ты от меня никогда ничего не услышишь, ясно? Это все, что тебе нужно знать, и больше не спрашивай о подобном.

Голос его не стал громче, и даже злости в нем не было ни на йоту. Он действительно не испытывал подобных чувств, только складывалось ощущение, что ей, точно маленькому ребенку, нужно объяснять, какие вещи находятся под запретом.

– Хорошо, - просто ответила Элин.

Тадеуш задержал свой внимательный взгляд на её лице, чтобы с облегчением осознать – она действительно не испугана. Он убрал руки с маленьких плеч, так как решил вернуться в теплую зелень гостиной. Но девушка опередила его и, ухватившись за край рубашки, потянула мужчину за собой.

– Покажи мне дом, пожалуйста, - произнесла она с улыбкой и неспешно направилась к узкой лестнице на второй этаж.

Молодой мужчина покорно последовал за ней, но едва они оказались на последней ступени, как Элин остановилась из-за раздавшегося позади вопроса:

– Где твоя обувь?

– У двери, – без лишних раздумий ответила девушка.

– И с чего ты решила ходить босиком?

Элин осторожно обернулась, чтобы понять, почему в чужом голосе сквозит недовольство.

– Так пол ведь теплый.

– И грязный.

Они внимательно смотрели друг на друга пару мгновений, пока до неё каким-то непостижимым образом не дошло, что сейчас произойдет. Но было уже поздно. Под её внезапное и до мольбы смущенное: «Нет, не надо, я прошу тебя, только не так», Тадеуш притянул девушку к себе и, придерживая за талию, с легкостью перекинул через плечо.

– Поставь меня, пожалуйста! – Адалина не оставляла попыток достучаться до молодого человека, но он как будто её не слышал.

В таком неудобном положении, с чувством, что почти двухметровая высота для неё - это слишком, Элин, к своему счастью, провела не много времени. Буквально тут же она услышала громкий звук удара о дерево, что навело на мысли об открытии двери «пинком». Её внесли в комнату, бледно освещенную луной (свет проникал сквозь широкие окна) и через пару шагов, которые отозвались неприятным потрясением где-то в районе живота, девушку поставили на что-то мягкое.

Она была благодарна Тадеушу за то, что он ходит быстро, так как перемещаться этим способом ей совершенно не понравилось.

– Не делай так больше! – раздосадовано проговорила Элин, когда получила возможность шатко стоять на упругой кровати.

– Я принесу твою обувь, - с усмешкой отозвался мужчина, у которого в голове до сих пор витали мысли о необыкновенной легкости этой растрепанной девушки.

Элин была сейчас почти на одной с ним высоте. В глазах её все ещё отражалось досадное смущение, но губы уже чуть приоткрылись для неловкой улыбки, а скулы поднялись немного выше, из-за вышедшего наружу смеха. Нежность прозвенела в голосе Элин, когда она мягко произнесла:

– Лучше подойди ближе.

Словно очарованный её мимикой, Тадеуш повиновался. Один мизерный полушаг и её теплые пальцы уже касались твердых скул, прямого подбородка, опускались на жесткую кожу шеи. Когда она поцеловала его застывшие в невысказанном вопросе губы и внезапно получила настойчивый ответ, мужчина коснулся ладонями её талии. А затем, пытаясь не отрываться от глубоких поцелуев и медленно садясь на кровать рядом, Тадеуш осторожно притягнул эту хрупкую фигурку к себе. Но едва Элин податливо попыталась опуститься к нему на колени, как запуталась ногами в длинной ткани собственного платья. Это вышло так неожиданно, что молодой мужчина, который неуклюже был повален на спину, почувствовал на своих нижних ребрах чужие колени.