Четыре дня Марк находился в реанимации и не приходил в сознание. Все эти дни Фрося с утра до вечера караулила в больнице, не смотря на все уговоры медперсонала не изводить себя понапрасну не нужными бдениями. В течение дня она только отъезжала домой помыться и переодеться, заскакивала к Тане сообщить о состоянии Марка и заодно невестка заставляла её скушать что-нибудь горячее, у Фроси создалось впечатление, что Таня всегда держала для неё горячий обед наготове. Вечером Фрося возвращалась домой и сразу же ложилась в постель, ей назавтра надо было быть отдохнувшей, нечего понапрасну растрачивать силы и нервы, они ей ещё будут, ох, как нужны. Она намеренно избегала встречи и разговора с внуком, но на третий день, он всё же её подкараулил, когда она только переступила порог квартиры:

– Баба Фрося, я не знаю в чём состоит моя вина и какие у тебя ко мне претензии. Если ты, помнишь, я у тебя не просил купить мне эту гитару, ты сама вызвалась и обещала купить самую крутую, я такую и нашёл, а ты даже посмотреть на неё не хочешь. Вот, ты, молчишь и думаешь, какой Алесь эгоист, думает только о себе, разбалованный мамочкой и питерскими бабушкой и дедушкой мальчик...

Фрося подняла глаза на парня.

– Не надо, не отрицай, по твоим глазам видно, что именно так ты и думала. Так вот, может быть, ты, в чём-то и права, но я не последний козёл и вижу, что ты сильно переживаешь за того мужика, которого я не знаю, но Таня говорила мне, что он тебе очень дорог. Зря ты, меня с ним не познакомила, ведь ты абы кого не полюбишь.

Фрося, наконец, улыбнулась.

– Алесик, идём посмотрим твою гитару, а с этим мужиком, как ты говоришь, я тебя обязательно познакомлю, пусть он только придёт в сознание.

Мир между бабушкой и внуком был восстановлен, чему были рады обе стороны. Алесь любовно достал из потёртого чехла переливающуюся перламутром голубого цвета гитару. На Фросин взгляд, её и гитарой нельзя было назвать, только что на этой красивой доске были струны, но кроме них она увидела всякие кнопочки, рычажки и крутёлки.

– Смотри баба, а ещё к ней идёт педаль, а какие она выдаёт звуки и эффекты...

– Алесенька, я рада, что это то, о чём ты мечтал, а деньги это дело наживное, может, когда-нибудь ты своей музыкой и пением будешь зарабатывать кучу денег.

– Бабуля, я уже зарабатываю немножко и начал откладывать, чтобы отдать тебе за гитару.

– Дурачок, прости свою старую бестолковую бабушку, это мой тебе подарок, как было обещано, а деньги, что зазря не тратишь, так это хорошо, они тебе скоро могут понадобиться, потому что моя судьба повисла в воздухе.

На четвёртый день после операции Марка, Фросю вызвали в отделение милиции для дачи показаний и ей пришлось, вместо больницы поехать в не самое приятное место, особенно для неё, до сих пор были живы воспоминания пятнадцатилетней давности. Она зашла в кабинет, где её приветливой улыбкой встретил знакомый полковник, который вёл допрос в больнице:

– Ефросинья Станиславовна, здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Я вас недолго задержу - мы уже выяснили, что примерно могло быть одето на господине Гальпере и какие у него могли быть при себе украшения. Так вот, вы узнаёте эти часы?

– Да, это часы Марка, посмотрите, тут даже есть гравировка на задней крышке, это подарок от его делового партнёра, который несколько дней назад вернулся в Соединённые Штаты...

– Почему вы, так уверенно заявляете?

– Потому что обратила внимание на эти часы в первый день его приезда. Я спешила, и он раз за разом поглядывал на часы, а затем, в номере гостиницы я их крутила в руках, разглядывала и он мне сказал, что они подарены Леоном.

– Ефросинья Станиславовна, эти часы мы обнаружили у перекупщика и сейчас пытаемся через него выйти на самих грабителей. Будьте добры, заверьте при случае представителей американского посольства, что следствие продвигается быстрыми темпами и уже есть результаты.

Фрося успокоила добродушного полковника, что так и поступит, хотя ей самой уже было всё равно, кто эти бандиты, лишь бы Марк выкарабкался.

Зайдя в больницу, Фрося по сложившейся уже привычке, проследовала к палате реанимации, но вместо Марка увидела за стеклом, подключенного к аппаратам, совсем другого человека. Сердце отчаянно забилось в груди, что это значит, хорошее или... Долго ей не пришлось пребывать в неведении, голос лечащего врача Глеба Николаевича вывел её из ступора:

– Ефросинья Станиславовна, вы можете пройти в палату к больному, он вас ожидает.