– Да, Сёмочка многого добивался, многого достиг, всегда лез к чёрту в пасть, и сам всё разрушил.

Фрося оторвала руки от лица, тыльной стороной ладони размазала слёзы по щекам и тяжело вздохнула.

– Прости Алесик, нервы мои уже стали совсем не к чёрту, ты ни в чём не виноват, так воспитывает молодёжь страна советов, только от этих советов уже тошнит.

– Бабуля, я ведь ничего не утверждаю и сам многого не понимаю и далеко не со всем согласен, о чём нам вещает радио и телевиденье.

– Алесик, помолчи, пожалуйста, мой мальчик, дай мне самой во всём разобраться. Я сама отлично понимаю, что дороги назад в Советский Союз у него уже нет, но, главное, что он, скорей всего жив, а, где он будет потом жить, мне уже сейчас всё равно, надо только вызволить его из той мясорубки, как говорит Анечка, а дальше...

Фрося неожиданно прервалась, и застыла в кресле, глядя куда-то в пустоту. Алесь не сводил с неё глаз.

– Баба, может принести тебе что-нибудь сердечное?

Фрося вздрогнула, словно вышла из глубокого сна или забытья.

– Как у меня в жизни всё идёт наперекосяк. Вроде сегодня День моего рождения, должна радоваться, принимать поздравления, а на мою голову столько всего свалилось, как не вовремя уехал от меня Марк, как бы мне было бы легче переживать с ним навалившееся счастье, от которого мозги скоро лопнут, потому что не знаешь, как им распорядиться.

В напряжённой тишине, повисшей в квартире, было только слышно, как тикают настенные часы, за плотно закрытыми окнами завывает, разгулявшаяся метель и бабушке с внуком, казалось, было слышно, как громко стучат их сердца. Алесь не выдержал и прервал это тягостное молчание:

– Давай, бабуля, пока больше не будем об этом, даже в русских сказках пишут, что утро вечера мудреней, сейчас мы с тобой вряд ли уснём, продолжи, пожалуйста, рассказ о себе в молодости, там ведь есть место и моему отцу. Ты говорила, что для меня в твоём повествовании найдётся много поучительного.

– Хорошо хитрец, приготовь, пожалуйста, нам ещё чаю.

Пока Алесь готовил чай, Фрося несколько успокоилась и начала соображать, как ей, в связи с тем, что выяснилось, следует поступать дальше. Скорей всего, надо как-то связаться с Америкой и в первую очередь с Леоном, он ведь обещал оказать помощь через еврейские организации, но у неё ведь нет его адреса и телефона. Значит, надо обратиться в американское посольство, найти ту строгую женщину, что постоянно маячила возле Марка. А ещё, надо посоветоваться со Стасом, прежде чем лезть в органы, а то так, можно многим своим близким навредить, а помощи не добиться. Вернулся с кружками чая Алесь:

– Бабуль, я слушаю...

– Я не помню на чём остановилась, в голове полная неразбериха.

– Бабуль, вы переехали в дом твоего бывшего первого мужа Степана вместе с ксёндзом Вальдемаром.

– Ах, да...

Фрося глотнула горячего чая.

– Правильно, это был сорок восьмой год, старшие дети должны были пойти в школу. Я всех троих детей перевела на свою девичью фамилию, они стали Госпадарские. Жизнь у нас складывалась туго, не было никаких средств к существованию. С огородика, что был рядом с костёлом, собрали совсем маленький урожай, его не могло хватить даже на пропитание, не говоря уже о весенней посадке, коровы не было, моя старенькая издохла ещё в сорок четвёртом, не за что было купить свинок и курей, работы для меня тоже не было. Дети стремительно росли, вырастали из своей одежды и обуви, я только тем и занималась, что перешивала им из старых костюмов Вальдемара и своих платьев, чтобы они могли закрыть свои тела от холода и сырости. Я тебе не сказала, что Рива вместе с девочкой, в пелёнках передала мне золотые украшения и я решила их продать, но где и кому...

– Бабуль, а пенсия от государства?

– Алесик, о какой пенсии идёт речь, когда Степан откупился домом, а Алесь считался врагом народа, да и неизвестно было, жив ли он вообще, а какую пенсию мог получать ксёндз, когда на веру началось страшное гонение?! Я пришла к Вальдемару, он жил в помещении кузни у нас во дворе и заявила, что больше не могу влачить жалкое существование, когда у нас в загашнике хранятся дорогие вещи, тем более, Рива на прощание крикнула мне, чтобы я их не жалела, а пустила на выживание. Вальдемар выслушал меня и посоветовал ехать в Вильнюс к евреям и там сбыть эти украшения, кроме этого, у него хранились десять золотых царских червонцев. И вот, я поехала в столицу Литвы. Не буду тебе рассказывать обо всех моих приключениях, но мне удалось осуществить эту операцию, продать небольшую часть имеющегося у нас золота, и мы стали богатыми...

Фрося улыбнулась своим воспоминаниям.

– Уже к весне я купила корову, свиней и кур, заготовила всё необходимое для весенней посевной и стала торговать на базаре. Всем окружающим я заявила, что продала выгодно дом в своей деревне, хотя за ту хибару, получила только корову. Заниматься с детьми у меня совершенно не стало времени и тут, мне на выручку пришёл Вальдемар, упокой господь его душу на том свете. Особое рвение к учёбе показал Андрей, который буквально в рот смотрел своему воспитателю и учителю, а тот в свою очередь тоже в нём души не чаял. Так сложилось с детства, что Стасик с Андрейкой совершенно не ладили друг с другом, а Анютка дружила с обоими и всячески пыталась их примирить. Почти двенадцать лет мне ничего не было известно об Алесе, но потом мне сообщили в органах, что он находится в лагере, а позже, что его определили на вольное поселение в каком-то посёлке в Сибири. Для поддержки Алеся, мы выслали ему посылку с продуктами и вещами, в которую также вложили один царский червонец. Можешь посмеяться над конспираторами, но Стас придумал спрятать золотой червонец в кусок сала и тот успешно дошёл до адресата. В органах я добилась разрешения поехать на поселение к своему любимому, но сдерживал мои действия очень больной к тому времени Вальдемар. Он и так был очень слаб, а после сообщения о том, что его любимый племянник Алесь жив, совсем сдал, потому что уже не чаял его увидеть. Вальдемар умер, а Стасу и Анютке в этот момент было по пятнадцать лет. Я пошла на то, на что не всякая бы мать решилась, отправила Аню в Вильнюс, устроив у очень хороших людей, А Стасик остался дома под присмотром соседки Оли, ведь он к этому времени поступил в наш городской техникум.