Стояло бабье лето, то есть лучшее в этих местах время года. Уже не было гудящих днем и ночью комариных туч. Еще не начались ни затяжные осенние дожди, когда тундра набухает водой и даже гати начинают плыть. Не начались еще снежные бури, внезапно сменяющиеся оттепелями с ураганными юго-западными ветрами. Ничего этого не было. А была эта сухая твердая дорога, с торчащими из земли по бокам гладкими валунами. Был слабо прогреваемый северным солнцем прозрачный воздух. Была звенящая тишина и кажущееся бесконечным безлюдное пространство вокруг.

Конечно, это счастье шагать по такой дороге. Только Леша сегодня ни воздуха, ни дороги с валунами не замечал. Раз уж вспомнил он ту свою одноклассницу, значит, теперь несколько дней она ему покоя давать не будет.

История-то, собственно говоря, простая до банальности. Влюбился Леша в одноклассницу. Дело было в Лодейном Поле, в девятом и десятом классах. Ну, гуляли, целовались, сидели на скамейках в парке, планы строили.... Ну, обычное дело. Ушел Леша в армию, а она возьми да и выйди замуж. Ну, опять же с кем не бывает. И никогда Леша больше ее не видел - она как-то быстро из города уехала. Только одно письмо от нее потом и получил: "Прости, Леша. Только тебя люблю..." Ничего было, конечно, не понятно, но никто потом, когда он уже пришел из армии, сколько он ни расспрашивал, ничего объяснить не мог. Только одна бабка спьяну бормотала как-то на ухо, что, мол, обещана она была давным-давно какому-то человеку.... Ну, кто ж ей будет верить, этой бабке? Чушь какая-то. Уехала Лешина девушка, кстати, как раз в эти края. Муж у нее не лодейнопольский был, а какой-то рыбак с севера. Доходили потом слухи через одного общего знакомого, который в Плисецке работал, что тяжело ей живется, муж жестокий и ребенка она потеряла, но все это как-то издалека, через десятые руки.

Вот ведь.... Все как у многих - так, как часто, очень часто бывает, а забыть ее Леша не мог. Вставали иногда перед ним ее огромные разноцветные глаза, глубокие, как у кошки. То ночью приснится и все шепчет: " Тебя одного люблю, Лешенька...! " То кто-то чем-нибудь ее напомнит, как вчерашняя девица из ресторана. И тогда все. Несколько дней все из рук валится, а на девушек, так просто смотреть противно становится. Ну, что за напасть!

Вот с такими невеселыми мыслями подошел Леша к реке. По времени, вроде бы, успел. Но лодка на том берегу, привязанная к причалу не качается, а лежит вытащенная на берег и перевозчика ни в ней, ни рядом нет. А это признак плохой. Если он уже в дом ушел, а тем более первый стакан успел принять, все - больше не поплывет. Самогон у этого лодочника знаменитый был, крепости необычайной. На еловых иголках настоянный, он мог бы напомнить знатокам английский джин. Только, знатоков таких в этих краях отродясь не водилось. Лодочника, правда, это обстоятельство ничуть не огорчало, поскольку окрестное население давно его продукт распробовало и с удовольствием употребляло.

Походил Леша вдоль берега, покричал, даже камни попытался бросать, но куда там. Речка широкая, не перебросить, да и бесполезно это, лодочник все равно уже не повезет. Начинало темнеть, стало холоднее, а ночью вообще могло подморозить. Надо было что-то придумывать с ночлегом.

На противоположной стороне реки стояло, кроме лодочникова, еще 2-3 дома, и все они были жилыми, а с Лешиной стороны был только один, да и тот заброшенный. Стоял он метрах в пятидесяти от воды. Темный, окна заколочены, мрачноватый немного, но крыша у него имелась, и от дождя и ветра он отлично мог защитить. Доски с входной двери Леша отодрал, ни в какие комнаты заходить не стал. Печь затапливать - себе дороже - пока растопишь, утро наступит, да и дымоход неизвестно в каком состоянии: можно и угореть.

А вот на чердаке было очень хорошо: сухо и тихо. Пол был засыпан галькой, так что безо всяких опасений был разведен небольшой костер, испечена картошка, А также разогрета тушенка и вскипячен котелок чая. Пара толстых чурбаков из ближайшего лесочка, должны были обеспечить Лешу теплом на всю ночь. Ну, вот, жизнь все-таки прекрасна, друзья мои. Телогреечку положим поближе к костру, но так, чтобы не загорелась. На крупную гальку поставим свечку, откроем книгу и мы почти в раю. Да, не забыть еще будильник завести, чтобы завтра встать пораньше и успеть к началу смены на буровую.

Проснулся Леша среди ночи, потому что по реке плыла в лодке разудалая компания. Шумели и кричали они на всю округу. Но пронзительнее всего хохотала какая-то женщина. Громко, с повизгиваниями, почти беспрерывно, как будто ее щекочут. Сначала Леша попытался не обращать на шум внимания, но потом проснулся окончательно. И начал к голосам с речки невольно прислушиваться. С удивлением обнаружил, что голосов-то как будто уже и не слышно. Все заглушал этот истерический женский смех. Странно было еще и то, что звуки ни вверх, ни вниз по реке не передвигались. А ведь трудно представить себе, чтобы лодка стояла на одном месте. "Да и откуда", - внезапно подумал Леша, - " здесь вообще взялась эта лодка, а в ней молодая компания? Здесь же на километры вокруг молодежи нет. И погода сейчас совсем не для водных прогулок. Да, наконец, просто на улице сейчас абсолютно темно".

Впрочем, смех этот, похоже, был уже не на реке. Он явно приближался к дому. Все ближе и ближе. Визгливый с какими-то всхлипываниями смех молодой женщины. Только смех уже вовсе не веселый, а какой-то болезненный и злой. Вот она остановилась и начала обходить дом. Сказать, что Леша испугался, это значит, ничего не сказать. Он был в ужасе. Из всех возможных мыслей в голове теперь билась лишь одна: " Только бы она не зашла...". Свечку он давно уже задул, а теперь принялся лихорадочно разбрасывать угли, чтобы полностью слиться с темнотой. Потом забился в самый дальний угол, натянул на голову телогрейку, закрыл глаза и в холодном поту продолжал повторять про себя: "Только бы не зашла..., только бы не зашла...".

В дом эта веселая женщина так и не заглянула. Побродила вокруг и как-то постепенно стала уходить все дальше и дальше, а потом и вовсе стало тихо. Леша дрожал в своем углу от страха и холода до самого рассвета. Но, чтобы снова разжечь костер или хотя бы одеться потеплее и подумать боялся. Рюкзак с теплым свитером, свечам и спичками лежал где-то в другом конце чердака. А шарить в темноте ему вовсе не хотелось. Так и представлялось, как натыкается его рука в темноте на холодную молчаливую фигуру.