Я благосклонно слушал послание своего друга и не сразу обратил внимание что дьяк которому полагалось переводить, делает это, мягко говоря, не точно.

— Ты чего несешь дурень? — спросил я его тихонько.

— Не вели казнить великий государь, — взмолился тот, — кто же знал, что он аспид заморский на латыни читать станет? Николи такого не бывало прежде, а я этому языку не больно горазд. По-свейски знаю, по-немецки тоже и ляшский ведаю, а латынь эту еретическую не доводилось ранее!

Судя по выражению лиц никто из внимательно слушавших бояр и окольничих латыни тоже не знал, хотя слушали внимательно.

— Ох, дьяк, моли бога, чтобы посол нашей речи тоже не понимал и не пришлось тебя наказывать за то что его лаешь бесчестно! Отвечай ему, что мое царское величество Государь и великий князь, — да смотри здесь в титуле ничего не напутай, — сердечно рад поздравлению шведского короля и заверяю его в своей дружбе.

Притихший после моей отповеди дьяк перевел все это послу, после чего тот, преклонив колено, передал королевское послание дьякам. Я в ответ милостиво кивнул и максимально любезно проговорил:

— Передайте послу, что я буду рад его видеть на пиру.

Посол, откланявшись, ушел, а я тем временем подозвал к себе Рюмина и стал расспрашивать о поездке.

— Как король воспринял мое избрание?

— Как-как, удивился конечно, и все спрашивал точно ли это все случайно вышло?

— А ты?

— А что я? Все как уговаривались, дескать, знать не знали — ведать не ведали, а на трон ваше королевское высочество едва ли не силой затащили, отчего вы и стали величеством.

— Поверил?

— Да вроде поверил, только ведь сами знаете, «доброжелателей» у вас при шведском дворе больше чем крыс на «Благочестивой Марте». Так они королю при всяком случае на ваше величество клепают.

— Это верно, а как там, кстати, Петерсон поживает, да корабли мои?

— Все благополучно, ваше величество, Ян свое дело крепко знает. Корабли ваши в порядке полном, возят грузы и прибыль приносят.

— Прибыль это хорошо, а что еще говорят?

— Да по-разному. Оксеншерна, к примеру, почти рад что так все обернулось, а Юленшерны со Спаре злобятся.

— Ну, то что Аксель рад это понятно, я теперь далеко и его дружбе с королем не мешаю. А что принцесса?

— Супруга ваша, не то чтобы огорчилась, но и радостной ее не назовешь. А ехать в Москву раньше лета наотрез отказалась, дескать, дитя не брошу, а его зимой не потащу.

— Что же разумно, хотя и грустно. Ты сына то моего видел?

— Которого?

— Климушка не гневи!

— Видел государь, как не видать, крепкий такой мальчонка, горластый. Я как Катарине Карловне подарки отдавал, так она пожаловала — дозволила посмотреть.

— Подаркам то рада?

— Да какая же, не в обиду будь сказано, женка не обрадуется мехам столь ценным? Княгиня Агнесса тоже радовались, а брат ваш двоюродный уже ходить начал.

— Ладно, хорошо коли так. Ты вовремя вернулся Клим, много дел у нас. Завтра объявлю, что жалую тебя думным дьяком и велю ведать посольский приказ. Мы тут готовим посольства к султану османскому Ахмету и шаху персидскому, да еще кое-куда. С одним из них и ты поедешь.

— Помилуй государь, я дел турецких, али персианских и вовсе не ведаю!

— Испугался? — усмехнулся я, — нет, ты дружок к датскому королю отправишься, а как от него вернешься в Мекленбург, да в Брауншвейг заглянешь. А в Царьград, да Исфахан другие люди поедут. С персами торговля нужна, без нее денег нет вовсе, а турок и татар вместе с ними надо на поляков натравить. Иначе не видать нам Смоленска как своих ушей. Такие вот дела.

Закончив с Рюминым, я поднял глаза на бояр усиленно пытавшихся хоть краем уха услышать о чем я говорю с Климом.

— Что скажите бояре?

— Помилуй государь, что тут скажешь, вроде все хорошо писано, только непонятно…

— Да чего там понимать? Брат мой король Густав Адольф поздравляет меня с занятием престола и желает долгого царствования и всяческого процветания державе моей.

— А про Новгород король ничего не пишет?

— Пишет как же. Зовет в гости летом, там говорит и решим дело наше полюбовно. Ну, кто там еще?

— Посланник короля Ляшского Жигимонта! — Закричал распоряжавшийся приемом Вельяминов.

В палату вошел довольно молодой шляхтич, разряженный в пух и прах, в сопровождении двух слуг, и такого же количества стольников.