— Помню, там еще….

— Что замолчал, Настю вспомнил?

— Да, и Ксению…. А где она теперь?

— В монастыре, Миша.

— Отчего так?

— Не знаю, она сама так захотела, я ее не неволил.

— Грехи замаливает?

— Может и так. Все мы грешны, только одни знают это и каются, а другие нет.

— А какой грех? — осторожно спросил Романов.

— Не тот, что ты думаешь, Миша.

— Ничего я не думаю…

— Еще как думаешь! И на Косого ты от злости накинулся, потому что подумал, что он правду сказал, так ведь?

— Так. Он сказал… а потом… а кто она?

— Сирота, Миша. Родителей у нее лихие люди убили, а маркитантки пожалели ее и к себе взяли. Только жизнь у них трудная и тяжелая. Обидеть всякий может, а заступиться некому.

— Бедная…

— Уже — нет. Она теперь мне служит, а потому, кто ее обидел, тот со мной дело иметь будет. Косого я сам накажу, а ты впредь в драку не лезь попусту, понял ли?

— Понял.

— Ну, ступай.

Романов с готовностью встал, потом было развернулся, но так ничего и, не сказав, вышел вон. Глядя в спину нескладному парню, я пытался понять, кинется он матушке в ноги по приезду в Москву, прося разрешения жениться или нет.

— Вы позволите мне войти? — Прервала мои размышления Лизхен.

— Да, конечно, входи, девочка. Ты что-то хотела?

— Нет, я пришла узнать, не будет ли у вашего величества распоряжений.

— Пожалуй, будет одно, но не сейчас.

— А когда?

— Когда мы окажемся в каком-нибудь мало-мальски крупном городе.

— И что будет угодно вашему величеству?

— Мое величество повелит сшить тебе красивое платье. Ты ведь служишь у русского царя и Мекленбургского герцога, не так ли? Не годится тебе ходить замарашкой.

— О, вы так добры! Однако, если это вам угодно, то нет необходимости ждать так долго. Маркитантка Грета прекрасно шьет и стоит вам только приказать…. Вот только где взять ткани?

— Не волнуйся милая, мы что-нибудь придумаем. Скажи Грете, чтобы она подошла завтра.

— Как прикажете, ваше величество. А будет ли позволено мне спросить?

— Отчего — нет, спрашивай.

— О чем вы говорили с этим молодым дворянином, который заступился за меня?

— Я вижу, ты поняла, что случилось?

— Ну, я ведь не дура, ваше величество, пусть я не понимаю языка, догадаться совсем не трудно.

— Я поблагодарил его за службу, но сказал ему, что раз ты служишь мне, то я сам о тебе позабочусь. Все ступай.

Выйдя из шатра я снова наткнулся на своего постельничего, ожидающего моего выхода с самым преданным видом.

— Хорошо, что ты тут, Матвей…

— Иванов я сын, государь.

— Так вот, Матвей Иванович, вели Семку кликнуть.

Постельничий поклонился и тут же исполнил приказание. Когда слуга появился, я внимательно посмотрел на него и пришел к выводу что Косой это не фамилия. Один глаз его и впрямь косил, губу украшал кровоподтек, а лицо выражало полнейшее почтение.

— Какого ты рода, Сема?

— Так, дворцовые слуги мы, государь, и отец и дед мой исстари царям, да великим князьям служили.

— Эва как! Ну, что же, служишь ты исправно, думаю, надо тебя пожаловать. Чего ты тут объедки подбираешь? Пожалуй, я тебя в стрельцы произведу, да сразу в начальные люди. А ты сегодня же ночью их в бой поведешь, а то застоялись мы тут под Белой. Возьмешь крепость, и выше пожалую, а погибнешь с честью, так с честью и похороним!

Подбоченившийся при первых словах слуга, тут же сник и, кинувшись в ноги, заревел белугой:

— Не губи, государь! Мы завсегда верой и правдой во дворце служили…

— А если твои предки во дворце служили, то чего они тебя язык за зубами держать не научили? Запомни, пес, никому на тех людей, что со мною рядом, не позволено поносные слова говорить!

— Прости, государь, бес попутал! Не говорил я ничего поносного про ту немку! Бес попутал!

Шемякин, с интересом слушавший нас, кажется, сообразил, в чем дело и неожиданно схватив кающегося слугу за шиворот, вынул засапожник и, глядя на меня, спросил:

— А может, ему язык укоротить?

— Сам смотри, — отозвался я, — ты постельничий. На тебе порядок, с тебя и спрос! Ладно, не казни пока, но при следующей вине, вспомни и об этой.

Заполненный нежданными хлопотами день подходил к концу. В быстро наступающих сумерках казаки Михальского готовились к ночному поиску. В помощь им были приданы пушки и две роты стрельцов. Полк Гротте я пока не трогал, все же они хоть и мои люди, а жалования пока не видали. Не стоит давать наемникам повод для беспокойства.