Шрифт:
Соловей судорожно проглотил подступивший к горлу комок. В жизни ему приходилось промышлять не только разбоем. Леденящие душу сцены до сих пор преследовали его по ночам, и их было не залить никаким вином, не излечить заветным зельем.
– Так ведь старый я стал совсем, -стараясь звучать спокойно, развел руками разбойник.
– Какой тебе от меня прок?
– Что верно, то верно. Постарел ты сильно, - не стал спорить его собеседник. Ветер взъерошил его серебристо-белые волосы, принеся запах гари. Втянув ноздрями воздух, колдун улыбнулся.
– Извини, брат. Дел у меня много.
По-молодецки легко вскочив в седло, помахал разбойнику на прощание.
– Ты не горюй. И помощника себе найди, с ним сподручней будет, - посоветовал он.
Соловей попятился, когда вороной конь с шумом пронесся мимо, обдав его вихрем сухих листьев.
– Не к добру это. Ой, не к добру, - чуть слышно твердил он, глядя всаднику вслед.
Глава третья
Заря-заряница
Звонкий детский голосок разносился по всему терему. Изредка радостный визг сопровождался шумом падающей посуды и криками старой няньки. Служанки, занятые уборкой, лишь переглядывались и качали головой.
– Опять дитё разыгралось, - не выдержала одна.
– Большое или маленькое?
– со смехом переспросила другая.
Двери распахнулись, и в горницу с гиканьем и притопыванием ввалился... царь. По крайней мере, так можно было судить по его шитой золотом одежде и надетой набекрень короне, за которую обеими ручонками держалась маленькая девочка.
– Давай, лошадка! быстрей!
– заливалась она, колотя ножками по груди отца.
– И-го-го!
– царь, дурачась и распугивая служанок, вприпрыжку побежал по комнате.
Слугам было не привыкать. Они лишь поклонились и продолжали заниматься своими делами, насколько это было возможно, поскольку скоро отец и дочь перешли к другой игре, швыряя друг в друга все, что под руку попадалось.
– Царица, царица идет!
– прошептала вбежавшая служанка. Остальные, наскоро похватав свои тазы и тряпки, поспешили убраться из покоев. Кто-то заботливо кашлянул, пытаясь предупредить царя, но без толку.
– Все развлекаешься?
Властный голос заставил отца и дочь наконец-то перестать с хохотом дергать друг друга за носы и обернуться. Царица стояла в дверях, скрестив руки на груди. Нахмуренное лицо не предвещало ничего хорошего. По крайней мере, для одного из них точно...
– Дочка, ступай к себе. Пусть с тобой теперь няня поиграет, - мягким, но не терпящим возражений голосом, произнесла царица.
– Не хочу, - надулась маленькая Забава. И сморщила свой маленький носик, собираясь заплакать. Вздохнув, мать щелкнула пальцами, и по комнате поскакал солнечный заяц с пушистым хвостиком и длинными полупрозрачными ушками. Это было единственное волшебство, которое она еще могла сотворить: выйдя замуж за смертного, дочь Солнца постепенно утрачивала свою силу. Но не ум и красоту.
– Вот так, вот так. Прыгайте вдвоем в детскую, а взрослым поговорить надо, - заторопилась старая кормилица.
Царь виновато поправил корону, глядя дочке вслед. В дверях Забава обернулась и сочувственно помахала отцу рукой. Сейчас ему мама задаст...
– Ты как себя ведешь? Думаешь, по-царски, скакать по всем покоям, словно козел?
– наступала Заря, стоило дверям закрыться.
– Обижаешь, Зорюшка...
– А если бы гости заморские пожаловали? Что скажут - у них не царь, а шут гороховый! Эх, Иван, Иван...
Она в сердцах надвинула корону мужу на нос, сердито повернулась и вскрикнула, когда он схватил ее за руку.
– Пусти!
– Не отпущу, - улыбаясь, сказал царь, притянув ее к себе. - Тише, тише, что еще за слезы?
– Наплачешься тут с тобой, - буркнула Заря, утыкаясь мужу в плечо.
– Сколько раз обещал образумиться? По-царски себя вести?
– Ну, кое-что я все же могу, - добродушно протянул Иван, - например, наградить по-царски...
Обернувшись к окну, он залихватски свистнул три раза. Снаружи послышался легкий топоток. Звонкие подковы быстрой дробью простучали по мощеной улице, по черепичной крыше и наконец забарабанили в закрытое окошко.
– Опять к коньку своему за помощью?
– съязвила Заря.
– Ну а сам-то, сам ты что умеешь делать?
– Видал?
– пожаловался царь, когда двери за царицей с шумом захлопнулись. Конек сочувственно причмокнул губами.
– И так целыми днями, то невеселая ходит, то ругаться начнет. Как бы мне ее развеселить, а, Горбунок?
– посмотрел он с надеждой в карие глаза конька. Тот вздохнул и привычным жестом поискал под попоной.
– Держи, - в маленькой коробочке обитой сафьяном, переливались на черном бархате длинные алмазные серьги с серебряными звездами на концах.