Тем временем ЦК КПСС принял постановление, касающееся районных и городских провинциальных газет. Штат "Жигулевского рабочего" укрепили еще двумя творческими единицами. Здоровье бывшего зама редактора, после инфаркта не позволяла возвратиться на работу и после семи месяцев вакансии на эту должность из обкома КПСС прислали постоянного заместителя - Агишева. Меня из ВРИО замредактора перевели в заведующие промышленным отделом редакции.

Много лет Игорь Петрович Агишев работал главным редактором партийной республиканской газеты "Чарджоуская Правда". Из - за болезни сердца ему стал противопоказан жаркий туркменский климат. Талантливый опытный журналист, при этом прагматик и отчаянный циник, с первого дня, нашел во мне достойного коллегу и друга, хотя на целую жизнь я моложе. Определил интеллигентного юношу, влюбленного в профессию, с которым можно откровенничать и даже излить диссидентскую душу.

В отличие от настоящих диссидентов, все несуразности советской жизни он воспринимал со спокойствием и покорностью моего любимого Швейка. Я объяснял это больным сердцем. Каждодневная работа в одном кабинете с Игорем Петровичем, задушевные беседы, знакомство с опытом работы над материалом, отношением к профессии, оказали серьезное влияние на мое понимание профессии журналиста, дали больше, чем Университетские профессора и учебники.

– Мы живем в тоталитарном государстве, - пытался объяснить он свой пофигизм.
– В нашей профессии оно принуждает человека приспосабливаться, выбора нет. А, приспосабливаясь, меняешься сам и находишь оправдание своему приспособленчеству. Или меняй профессию.

Он приучал меня к компромиссам и довершил воспитание циника и конформиста. Научил ничему не удивляться, не возмущаться. Всё принимать как должное. Любое, даже граничащее со здравым смыслом, постановление власти или партийное решение, спущенное вышестоящей идеологической организацией, приучил принимать как каприз погоды, который не отменишь, но всегда можно уменьшить влияние - взять зонт, надеть плащ и галоши.

Во второй половине второго десятилетия ХХ века, к моральному оправданию приспособленчества Игоря Петровича полувековой давности, я прибавил бы, что с приходом к власти силовиков, традиция конформизма, двоемыслия и подобострастия вернулись.

К своим печатным материалам, Игорь Петрович относился всегда критически, хотя писал великолепно. На благожелательные или критические отзывы коллег, пожимал плечами, показывал всем своим видом, а кому-то, как мне, и открытым текстом отвечал: пишу, как им надо. Не то, что требует душа.

Свою работу называл поденщиной, вынужденной отрабатывать до пенсии. Мечтал позже взяться за "нетленку", написать правду о себе и окружающем мире. К сожалению, не успел. Через два года, как я уехал в Куйбышев на телевидение, умер от сердечного приступа.

Как-то цинизм Игоря Петровича, меня достал, и мы серьезно поспорили об уважении к бумажному номеру газеты. Я рассказал о своем первом редакторе и учителе Серафиме Петровиче Баранове, воспитавшим трепетно относиться к своей газете. В память врезался эпизод, когда редакционная машинистка, как-то принесла из магазина сосиски, завернутые в "Огни Енисея". В этот момент в комнату, зачем-то зашел Серафим Петрович. Увидел, на что она использовала газету, вспылил и заорал.

– Ты во что завернула свою покупку? Понимаешь, что сделала? Труд наш не уважаешь! Свой труд! День и ночь корпим над каждой строчкой, здоровье оставляем, а ты...

Поколение 60-х помнит, что в продовольственных магазинах все покупки заворачивали в грубую оберточную бумагу, о пластиковых пакетах читали лишь в иностранных романах. Часто с бумагой случались перебои и тогда пользовались газетами.

– Это не я, Серафим Петрович, - оправдывалась машинистка, но шеф не дал ей и слова вставить.

– В далекой молодости я собрался как-то в одно понятное место, отрываю кусок газеты, а редактор заметил. Не сказав ни слова влепил затрещину, из газеты едва не выгнал. Вот как уважал свою газету!

– Газетой владел какой-нибудь нэпман, - перебил меня Игорь Петрович.

– В магазине нет бумаги, и все заворачивают в нашу газету, у них на прилавке целая подшивка за прошлый год, - объяснила Валя. А редактор продолжал возмущаться.

– Ты куда смотрела?
– и повернулся ко мне.
– Борис, немедленно отправляйся в магазин. Узнай, почему нет оберточной бумаги, в завтрашнем номере пропесочь торгашей, а нашу газету изыми. А ты, Валентина, запомни: в другие газеты селедку или старые ботики можешь заворачивать, но свою уважай.
– В следующий раз увижу - уволю!

Старомоден старик, - подумал я тогда, но прав, к своему труду следует относиться с уважением. Баранов работал еще во времена, когда за разорванную газету с портретом Сталина, можно было угодить в тюрьму. Тогда же он научился не только уважать свою газету, но и умению постоять за её честь.

Новым сотрудником "Жигулевского рабочего", стала пришедшая почти одновременно с Агишевым и, сыгравшей позже решающую роль в моей судьбе, бывшая редактор студии телевидения из Джезказгана, Тамара Павловна Иванова. Она много рассказывала о веселой жизни на телевидении, что никогда не перешла бы в газету, не болезнь, вызванная близостью к местам космических испытаний.