В те времена, даже имея деньги на кооперативную квартиру, купить её, встать на очередь, было невозможно. Ивановым помог случай. Жигулевску позарез потребовался опытный рентгенолог, а муж Тамары имел большой опыт работы. В том числе на Байконуре, и городские власти Жигулевска способствовали покупке кооперативной квартиры.

Несколько месяцев Тамара сидела дома без работы, а когда увеличили штаты в газете, ее охотно взяли. Писала она короткими информационными фразами, к которым привыкла в редакции новостей на телевидении, быстро научилась рассчитать и нарисовать макет очередного номера, где её и стали больше использовать. До неё макетированием номера занимался редактор или получал Агишеву, а Игорь Петрович привлекал и меня.

В Жигулевске мне довелось написать детективную повесть "Пожарник и Ко", работая над которой, не знал ни финала, ни что напишу завтра, как будут развиваться события дальше

– Прямо Дюма! Алексей Толстой, - шутила жена.
– Ввязался в авантюру. Решил последовать примеру великих? Вдруг, завтра, твои информаторы откажутся держать в курсе расследования, что-то еще случится, в следующем номере, что сообщишь читателям, ждущим продолжения?

– Надеюсь, ничего неожиданного не произойдет. В худшем случае придется самому срочно придумать окончание истории.

Началось все с телефонного звонка в уголовный розыск жигулевской милиции, в поисках интересной информации. Ребята там молодые, вполне современные, знаком с ними давно. В этот раз информация мне не обломилась, зато получил замечательный аванс на целую повесть. Группа заканчивала дело с участием разыскиваемого беглого рецидивиста и группы подростков из неблагополучных жигулевских семей, помогавших ему скрываться. До полного распутывания дела и ареста преступников требовалось еще некоторое время. Я напросился участвовать вместе с ними в расследовании и освещать в газете ход розысков. Сами сыщики разрешить не могли и отправили к начальнику. Он идею одобрил, но посоветовал дождаться окончания расследования и потом уже писать. Я долго убеждал, гораздо интереснее освещать ход расследования, как в ХХ стали называть on live. Газету будут рвать из рук. В итоге мне разрешили. Познакомившись с делом, которым занимались сыщики, со следующего номера я начал писать о ходе расследования. Пока не задержали всех, газетный текст приходилось согласовывать с участниками операции, чтобы не помешать поимке преступников. Познакомил горожан с работой молодых сотрудников уголовного розыска, рассказал, как по крупицам собираются доказательства, как часто милиционеры рискуют жизнью, участвуя в операции. В итоге получилось увлекательное повествование на двадцать с чем-то газетных номеров. Повесть перепечатала газета Областного управления УВД, а герои вскоре были переведены на работу в Куйбышев.

***

Четыре года отдал я "Жигулевскому рабочему". Поработал на всех ступеньках профессиональной лестницы: фотокорреспондент, литературный сотрудник, завотделом писем, завотделом промышленности и строительства, ответственный секретарь, зам редактора, редактор газеты. Если сложить все случаи исполнения обязанностей редактора, когда подписывал номер в печать, получится не менее десятка раз. Случалось, это, когда редактор Когтев и зам. Молчанов, ответственный секретарь Ибатуллин (фамилию, возможно, называю не совсем правильно), болели или уходили в запой, а позже и Агишев, работая зам редактора, ссылаясь на самочувствие, уговаривал шефа оставить газету на меня.

В Жигулевске я достиг потолка. Стать полноправным редактором газеты в сонном 30 - тысячном провинциальном городке, я не мечтал, да мне и не светило.

1968 год

Среди событий веселых и грустных, случившихся в период работы в Жигулевске, на всю жизнь запомнились два приключения - веселое и позорное. Веселое - местный представитель КГБ собрался записать меня в диссиденты, получив разнарядку на выявление их в Жигулевске. Но где найдешь в безмятежном провинциальном городке, где кроме местной городской газеты, жители ничего не читают, и её принудительно выписывают на производстве? Зарубежные голоса не слушают, знать не знают, кто такие диссиденты. А из области требуют: найти, провести профилактическую работу, доложить результаты. Тогда и пришла идея местному кэгэбэшнику проверить, нельзя ли меня причислить к диссидентам.

По всем правилам была разработана стратегия, как добыть доказательства моего критического отношения к действительности. Будь местный чекист немного умнее, сообразил бы, что, не имея фактов, объявить диссидентом коммуниста, заведующего партийным отделом, порой замещающего редактора городской газеты, будет не просто. Областные начальники потребуют веских доказательств. Но представитель этой серьезной и властной организации в Жигулевске, человек недалекий, почему и служил в забытом Богом городке, действовать решил традиционно. Нашел молодого человека, многократно задерживавшегося за мелкое хулиганство, находящегося, как принято выражаться в милицейских кругах, "на крючке", и поручил втереться ко мне в доверие, собирать компрометирующие материалы и докладывать ему. А семнадцатилетний пацан пришел ко мне, и рассказал о полученном задании, признался, подписал бумагу о сотрудничестве.

Парнишка оказался любителем поэзии, писал блатные стихи и прозу, ему понравилась моя повесть, публикуемая в газете, а сам он больше походил на диссидента. В редакцию пришел со своими стихами. В отделе писем, занимавшемуся и творчеством самодеятельных авторов, литсотрудница Валентина Веденеева дала ему отворот, а жаловаться отправила к редактору, обязанности которого, я в те дни исполнял. Мою повесть "Пожарник и Ко" он читал, не пропуская ни номера, и, узнав, что я автор, был горд познакомиться. Удивился, откуда хорошо знаю, по делу использую в повести феню. Смущаясь, высказал замечания по изображению преступников, которых, оказалось, лично знал. Упрекнул, милиционеры у меня почти ангелы. Разговорились о теории стихосложения, о существовании которой, он понятия не имел. Я цитировал ему Пушкина и Некрасова, Александра Галича, он слушал с открытым ртом и внимал каждому слову. Мы общались около часа, и я напомнил, меня ждут дела. Прощаясь, он попросил разрешения прийти еще, показать другие свои стихи. Я пригласил. Так мы познакомились.

Не зная правил стихосложения, он часто удачно использовал рифму. Голова, как и его произведения, были забиты блатной романтикой. О Шаламове и Солженицыне не слышал, наступили времена, когда этих авторов тихо убрали с книжных полок библиотек и не вспоминали.

Познакомившись с прозой Михаила, я рискнул дать ему почитать потрепанный номер старой "роман - газеты" с "Одним днем Ивана Денисовича". После общения со мной, а затем с Солженицыным, он осознал, в какую подлую историю влип, и раскаялся. Обо мне не успел ничего доложить, и товарища, направившего ко мне, послал на три буквы.