Гора грязной посуды в раковине росла на глазах. Гусин вздохнул и стал к раковине, будто не услышав притворного протеста жены:

— Я сама, пойди почитай газеты.

Зазвенел телефон. На ходу вытирая руки о передник, Гусин рванулся в комнату — дверь в детскую была открыта, и Лешка, только-только засыпающий, конечно, услышал звонок.

— Слушаю вас, — тихо, но внятно сказал в трубку Гусин.

— Добрый вечер. Извини, что поздно, — голос, был искаженный, но Гусин узнал.

— Слушаю, Юрий Иваныч. Может, зайдете?

Звонил главный инженер Цветалов, обязанности которого с завтрашнего дня предстояло Гусину исполнять. Они жили в одном доме. Цветалов — этажом выше. Даже немножко дружили, хотя настоящей духовной близости между ними не было. Цветалов любил веселую компанию, хорошее застолье, покладистых, не возражающих собеседников. Гусин слыл на предприятии нелюдимым, в разговоре был резок и строг. В спорах он больше всего уважал компетентность, доскональное знание предмета и мало придавал значения внешним атрибутам — форме, обращениям, месту.

С Цветаловым они были знакомы более десяти лет, и жены их бегали одна к другой то по хозяйству, то просто перекинуться словом и покурить без мужиков и были на «ты». Гусин говорил своему шефу «вы», хотя был старше Цветалова, но привычка обращаться по имени-отчеству и на «вы» ко всем на работе была сильней права давнего знакомого. А Цветалов говорил ему «ты» и «ВээР» — для сокращения, и звучало это у него естественно и по-доброму, словно так и должно быть.

— Спасибо за приглашение, но я это… лучше не надо. Заболел я.

Выглядел главный инженер еще днем неважно, — Гусин, наверное, оттого и сник. Цветалов был серым и усталым. Глаза глядели затравленно, будто жена опять пилила его часа три. У жены был пунктик: ей казалось, что ее муж изменяет ей налево и направо, хотя Цветалов если и засиживался где-то и с кем-то после рабочего дня, то связано это было только с работой.

— Что вам сказали? — Гусин вспомнил, что главному предстоял разговор с врачом.

— Все то же. Хроническая пневмония, обострение, затемнение. — Цветалов нехорошо закашлял, булькая и хрипя. — В общем, дела мои, ВээР, такие, что кладут меня на коечку. Что делать?

— Лежать, конечно. А что тут еще придумаешь? — Гусин вдруг успокоился. Все стало на свои места, прояснилось и определилось.

— Может, я дома полечусь? Ты же с первого дня останешься один.

Гусин подумал о массе дел, которые захлестнут его завтра, но сказал очень уверенно:

— Вы же знаете, Юрий Иваныч, что домашнее лечение при пневмонии не помогает. Нужно идти в больницу.

— Я буду звонить, Василий Романович, — согласился Цветалов. — Понимаю, что оставляю тебя на растерзание, но через недельку вырвусь, верь.

Гусин знал, что раньше чем через десять дней Цветалов на работе не появится, пневмония — штука серьезная, если она хроническая, почти туберкулез. Модная болезнь северян — подлая, тлеющая, готовая вспыхнуть от незначительной простуды, от выпитой кружки холодного молока или пива, от сквозняка и переутомления, а порой и вообще без причины.

— Что случилось? — Вера вышла из кухни, вынося за собой запах жареного лука.

Гусин поглядел через окно на солнце, повисшее над вершиной сопки Любви, прозванной так жителями поселка за близость и гостеприимство сухих ее склонов, поросших стлаником и редкими лиственницами, посеревшими сейчас от непривычной жары, и сказал:

— Что у нас есть выпить, Вера? Дербалызнем по маленькой?

Она склонила голову набок по-птичьи, иронически рассматривая своего супруга и нетерпеливо постукивая носком туфли об пол. Руки, испачканные мукой, ей было девать некуда, и она подбоченилась, словно собиралась пуститься в пляс. Маленькая, взъерошенная, в коротком домашнем халате, высоко поддернутом завязкой передника, с голыми ногами, обсыпанными черной порослью волосинок, Вера была похожа на Одарку, жену беспутного запорожского казака.

— Ты заболел? Вызвать «Скорую»?

— Вызывай. Даст бог, приедет нормальная женщина, которую можно будет обнять. Которая не станет меня пилить по пустякам и по ночам не будет варить суп.

Вера не успела ответить, послышался сердитый Алешкин голос:

— Вы дадите мне спать? Не кричите.

— Кто звонил? — прошипела Вера, наклонившись к Гусину.

— Цветалов, — прошипел он ей в тон.

— Зачем?

Гусин уже обнял ее:

— В больницу его кладут, пневмонит.

— Пусти, сам пневмонит, — вырвалась Вера, — пусти, бегемот! Ну, больно же, кто так целуется!