Шрифт:
— Но, — улыбнулся своей чуть суровой улыбкой Павел Романович, — когда древние римляне чествовали какого-нибудь полководца или политического деятеля, возле него обыкновенно находился раб, который без умолку твердил: «Не забывай, что ты всего лишь человек!» Я там состоял при академике Деревянко в роли этого раба.
Однако о том, почему и как академик Деревянко разыскал писателя Корнилова в Лондоне, почему он поспешил с ним познакомиться, Павел Романович ничего не знает.
Я могла бы сама рассказать ему об этом, но понимаю, что так нельзя. Все это стало мне известно от Валентина Павловича, который не только был вместе со Светилом на заседании международной ассоциации, но даже ассистировал ему при этой знаменитой, записанной на пленку хирургической операции.
Где бы академик Деревянко и Валентин Павлович ни появлялись — на приеме, устроенном в их честь ассоциацией травматологов и ортопедов, в Королевском хирургическом обществе, что там, в Англии, обозначает примерно то же, что у нас Академия медицинских наук, при частных встречах, — их всегда спрашивали, знакомы ли они с писателем Корниловым и виделись ли они с ним в Лондоне.
Академика Деревянко, вначале отвечавшего, что он лично с Корниловым не знаком, но знает некоторые из его книг, в конце концов, эти вопросы начали раздражать.
— Почему тут у вас в Лондоне я только и слышу о Корнилове? — спросил он в ответ. — У нас есть писатели и позначительнее Корнилова.
— Ну конечно, — вежливо согласились с ним. — И у вас и у нас имеется немало прославленных писателей. Но, насколько нам известно, ни у вас, ни у нас нет другого такого доброго, такого искреннего и такого бесхитростного человека.
После этого академик Деревянко не только разыскал писателя Корнилова, но и посетил его лекцию, вернулся и сказал Валентину Павловичу, что у него, у Светила, с писателем Корниловым совершенно одинаковые характеры.
— Очевидно, — припрятав улыбку, заметил Валентин Павлович, — академик Деревянко считает себя тоже добрым, искренним и бесхитростным.
«А почему, собственно, писателю можно быть добрым, искренним и бесхитростным, а хирургу — нельзя?» — подумала я и спросила об этом у Олимпиады Семеновны.
— Хирургу — можно, — ответила Олимпиада Семеновна, — но вот руководителю клиники, особенно травматологического центра, никак нельзя. Иначе у людей, перенесших операции, начнутся заболевания, вызванные инфекцией, — остеомиелит и даже сепсис.
Этим Олимпиада Семеновна и ограничилась. Ее вызвали в соседнюю палату.
Глава семнадцатая
Вот они и встретились, артистка Валя Костенко и Валентин Павлович. И навестили меня. Валя была в красном платье из особой шерсти, похожей на толстый крепдешин, шершавой и немнущейся. Платье выглядывало из-под белого свеженького халата, и сидел этот халат на Вале так, словно был специально для нее сшит и составлял один комплект с этим мягким шершавым платьем, и с Валиными черными блестящими туфельками, и с ее черной блестящей сумочкой, и с ее красивой прической, и милым, покрасневшим от волнения лицом. Я не удержалась:
— Где вы взяли такой красивый халат?
Валя смутилась и ответила чуть растерянно:
— Это мне внизу дали. В гардеробной. Как всем.
Всем таких халатов не дают. Халат этот, вероятно, ждал ее уже несколько дней. Наверное, его подобрал и приготовил для Вали сам Валентин Павлович.
Валентин Павлович все время улыбался не к месту и старался не смотреть на Валю, и говорил о том, что я молодец, что скоро они меня поставят на ноги, что я снова пойду в школу и буду кататься на коньках, хотя кататься на коньках я совсем не умею и вовсе не стремлюсь к этому.
И я поняла, что мне нужно быть очень активной, что все зависит от моей активности, что иначе они снова расстанутся, как тогда в Сочи. Они просто не умеют сказать друг другу то, что им так хочется и так нужно сказать. Ну, самую простую и обыкновенную вещь. Валентину Павловичу, я убеждена, очень хотелось спросить, какой у Вали номер телефона. И можно ли ему, Валентину Павловичу, время от времени звонить ей. А Вале вообще, наверное, не следовало хитрить, нужно было просто спросить:
— Когда я снова увижусь с вами?
Но они оба не могли и не умели об этом поговорить.
Поэтому я очень быстро и очень горячо стала рассказывать Вале, что детям здесь в больнице все-таки скучно, что они лишены культурных развлечений, что было бы хорошо, если бы Валя в свободное от репетиций и спектаклей время приходила сюда в больницу, посещала палаты и читала бы детям литературно-художественные произведения которые входят в школьную программу, а если ей захочется, то можно и такие, которые в программу не входят, для ходячих можно и в холле.