Но, как могла бы сказать звездная танцовщица Мари - этих различий в обертках нельзя разобрать уже с Альфы Центавра. Да что там Альфа Центавра? Их не видно уже с орбиты Марса.

Конечно, умница Мари могла бы еще добавить, что все эти пищевые подходы характерны только для оставленных сознанием тел, а вот сознательным телам нужно нечто большее, нечто более высокое и желательно - более светлое и интересное. Конечно, нужно! Так ведь для этого и существует "духовность"! Существует уже много веков! Здесь каждый сознательный человек может выбрать себе небесный ресторан по вкусу, так сказать. Может сравнить меню, ценники, удобство расположения и предложения от зазывал, а выбрав, удобно расположиться за прочным, несокрушимым столом, да и отведать уже пищи не земной, но вечной, а потому - вкуснейшей и сладчайшей из всех.

Правда обслуживающий персонал этих ресторанов часто ворчит на конкурентов, всячески старается их опорочить в глазах возможных потребителей, обзывает еретиками, схизматиками, старается представить соседские рестораны глубокими соляными шахтами, но сути дела это не меняет. Идея о переселении чего-то нематериального и вечного из земного ресторана в небесный чрезвычайно привлекательна для оставленных сознанием тел в силу причин, о которых уже упоминалось выше. И потом - с орбиты Марса все равно ничего нельзя толком разобрать и с этими ресторанами.

Есть, правда, еще один подкласс "особо сознательных" тел, которые относятся к всевозможным земным и небесным кухням с некоторым подозрением с самого начала своей сознательной жизни и никак не могут успокоиться по поводу ее общей предполагаемой бессмысленности и последующей ужасной кончины. А вот это уже серьезная проблема, причем, в первую очередь - для них же самих. Деваться-то им, беднягам, все равно некуда с этого праздника вкусной жизни. Поэтому они постоянно и пытаются с него куда-то по-тихому свалить. Изобретают для этого побега различные колесницы - небесные, огненные, большие и малые. И пусть себе сбегают - без них веселей!

И все же, настоящий, а не выдуманный и потому прочный, крепкий мир, покоящийся на прочной основе УНИ имеет один недостаток - время от времени он подвержен малопонятным кризисам. Эти кризисы всегда возникали непонятно откуда, они приходили в этот с виду такой крепкий и надежный мир и сотрясали его до самых оснований. Оставленные тела при этом начинали сильно волноваться, бегать по своему совсем еще недавно такому прочному, а сегодня столь глубоко потрясенному чем-то непонятным и необъяснимым, но все еще смутно узнаваемому миру в поисках надежных укрытий и тихих гаваней, но от кризисов это их все равно не спасало.

Экономические теоретики ничего не могут понять и только разводят руками. Они говорят, что этого не может быть, что подобные кризисы лишены всякого смысла. И действительно, во время очередного кризиса миллионы оставленных сознанием тел, мечутся по миру совершенно бессмысленными зигзагами и что самое страшное - во время этих метаний они постепенно утрачивают смысл своего существования.

Но неужели же с таким трудом сформулированная и выстраданная во множестве войн и потрясений УНИ не совершенна? Или она совершенна, но не до конца? Или в ней что-то все-таки упущено? Что-то связанное именно со смыслом существования белковых тел (сознательных ли, бессознательных, все равно). Так не в этом ли заключается природа всевозможных кризисов и потрясений? Не из утраты ли смысла существования она проистекает? А если да, то в чем мог бы заключатся и состоять этот самый, ускользающий смысл? И есть ли он вообще? А если его нет и не было никогда, то что тогда со всем этим делать? Вот в чем вопрос.

Глава VIII

Прорваться на " Ломотанго "

Силантий Громов, ничего не знал о приближении кризиса смысла существования в мире оставленных сознанием тел, где его сознательное тело было вынужденно обстоятельствами отливать чугунные вазоны и тумбы. Он был полностью поглощен достройкой космического крейсера "Ломотанго" и танцами с Мари. Мало того - мир оставленных тел становился для него все более призрачным, а мир Танцевального Космоса все более реальным и осязаемым. "Ломотанго" уже был практически готов к полету, но тут порывы холодного ветра перемен начали потихоньку обдувать город Бобров, а заодно и находящийся в нем ЗТЛ с домнами, которые так важны были для посещений Танцевального Космоса.

Началось все с того, что эти домны сначала приватизировали, а затем на ЗТЛ появились какие-то темные "инвесторы". Это были молодые, обмотанные золотыми цепями, и оставленные сознанием тела. Тела бродили по цехам, крепко сжимая в руках тяжелые мобильные телефоны с длинными прочными антеннами. Они часто останавливались у различных заводских механизмов и подолгу их рассматривали, ковыряясь антеннами мобильных телефонов в своих носах и ушах. Вскоре после появления "инвесторов" на заводе отключили горячую воду и канализацию. Электричество теперь тоже подавалось с перебоями, так что очень скоро началось массовое закозление и остановка домен. А затем ЗТЛ начали быстро резать на металл, одновременно с этим прекратив выплаты заработной платы его работникам.

– Нечего тут больше ловить, - сказал дед Митроха Силантию после того, как из-за остановки нагнетающих насосов произошло закозление последней домны цеха ширпотреба.
– Нужно рвать отсюдова когти.

– Нет, - отвечал Силантий в своей обычной сдержанной манере.
– Время рвать когти еще не пришло.

Иногда к столу для игры в домино, за которым почти весь рабочий день сидели теперь Митроха с Силантием, подходили оставленные сознанием тела заводских алкоголиков. Из-за страшного холода они уже не могли покойно лежать на лавках и бродили по цехам ЗТЛ, чтобы хоть как-то согреться.