– Слушай, продиктуй слова, я запишу, - уже успел вооружиться карандашом и листом бумаги Мишка Трушин.

– А спой лучше еще раз, - предложил мой тезка Фима Клявер.
– Записать, Михась, ты и потом успеешь.

– Давай, спой, - наперебой заголосили остальные.

– Ну, раз просите...

Пришлось исполнять на 'бис'. Наш Костя сидел, выпятив грудь, чувствуя себя словно именинник. Еще бы, поется о его тезке, да и он имеет отношение к морю, и тем паче к Одессе. А когда закончил, то посыпались просьбы исполнить еще что-нибудь из свежего, написанного столичными композиторами. Песни из моего будущего, пожалуй, для их слуха покажутся не вполне привычными. Нужно что-нибудь более приближенное к этой эпохе.

А не спеть ли...

– Мой знакомый сочинил еще песню 'Темная ночь'. Правда, она серьезная...

– Ну и что, ежели хорошая - то можно и серьезную, - выкрикнул Фима, и его дружно поддержали.

На этот раз, когда я оставил гитару в сторону, никто не улыбался. Но песня все равно докерам понравилась.

– Сильно, аж за душу берет, - вздохнул наш татарин Марат.
– Хорошо твой знакомый сочиняет.

Ну да, Никита Богословский и его соавтор-текстовик, имени и фамилии которого я не помнил - ребята талантливые, не поспоришь.

– Слушай, Клим, да тебя впору выставлять на городской конкурс художественной самодеятельности!
– заявил Лексеич.
– Сейчас как раз участников отбирают. А то у нас от порта только крановщица Валя Боровец со своими комсомольскими частушками каждый раз выступает, да братья Демины, которые чечеточники, они в Заводской гавани на буксире работают. Остальные все берут самоотвод, хотя наверняка талантов хватает - порт-то здоровый, вон сколько народу трудится. У нас-то в бригаде действительно ни певцов, ни танцоров, а тут ты появился, глядишь, про нашу бригаду и слух пойдет, что не только работать умеют, но и отдыхать культурно. И вообще в портовой многотиражке пропечатают.

– И верно, прославишь наше отделение, - поддержали бригадира ребята.

– Вообще-то я тут как бы на птичьих правах...

– Ну, если ты про зарплату, то этот вопрос можно будет попробовать решить с начальником порта. Подойду к Семен Иванычу, он мужик с понятием, закину удочку, глядишь, проникнется.

– Ну да, Темкин - он правильный мужик, - снова поддержали своего босса парни.

– Ты ведь не утаил ничего из своего прошлого?
– на всякий случай уточнил бригадир.

– Э-э-э... Да вроде нет, - говорю я, пытаясь сообразить, чем мне может аукнуться подобная публичность.
– Ничего криминального за собой не помню.

– Значит, не против, если что?

– А, валяйте, - махнул я рукой.

Может, все же удастся в ближайшее время затаиться в каком-нибудь иностранном трюме, не доводя дело до всяких там смотров-конкурсов? Надо было мне с этой гитарой выпендриться, чтобы попасть, как кур в ощип... Хотя еще неясно, чем все дело закончится, может быть, и не стоит раньше времени посыпать голову пеплом.

В трудовых буднях следующего дня я как-то и подзабыл про обещание Лексеича, слишком уж много работы сразу навалилось. Или мне так просто показалось после нескольких дней вынужденного простоя, но к вечеру я буквально валился с ног от усталости. Хорошо хоть мышцы не ныли, как это было на второй день моей трудовой деятельности в порту.

Заявление бригадира, что завтра в 11 часов Темкин ждет меня в своем кабинете вместе с Лексеичем, стало для меня неожиданностью.

– Вот так сразу?
– спросил я, глупо таращась на непосредственное руководство.

– А чего тянуть-то? На следующей неделе заканчивается отбор на городской смотр художественной самодеятельности, вот Семен Иваныч и торопит. Мы же на этом несчастном смотре из года в год в последних числимся. А новый начальник требует, чтобы мы были передовиками по всем пунктам, и в работе, и в отдыхе. Гитару не забудь завтра захватить, отсюда и пойдем.

Тут еще надо учитывать, что завтра у нас была ночная смена, то есть днем предполагалось выспаться. И вкалывали не стуки через трое, а каждый день с одним выходным. Но против руководство не попрешь, тем более я и так чуть ли не неделю балду пинал, так что мои отмазки не принимались ни под каким соусом.

Спалось мне плохо. То и дело возникала мысль, не дернуть ли мне от греха подальше из Одессы? Но я в себе ее гасил. Сколько ж можно бегать?! Еще неизвестно, чем закончится встреча с этим Темкиным, а я уже бьюсь в истерике. Спокойнее надо быть, Ефим Николаевич, и не через такое доводилось проходить, как в будущем, так и в этом времени. Чай, не на расстрел ведут. Может, еще и обойдется.

Хотя вся эта суета по здравому рассуждению мне была отнюдь ни к чему. Тут бы затаиться как мышь, а я на рожон зачем-то полез с этой гитарой и своими песнями. Вернее, Богословского. Экстремал, блин...

Семен Иванович Темкин встретил нас в своем кабинете, выйдя из-за приличных размеров стола. Судя по походке, бывалый моряк, рукопожатие оказалось крепким.

– Ну что, Иван Алексеевич, вижу, привел своего артиста! Ну здорово, Клим! Как он у тебя работает, Иван Алексеевич? Нормально, не филонит? Это хорошо... А ты, Клим Петрович, правильно инструмент захватил. Садись, продемонстрируй, на что способен, хочу посмотреть-послушать, чем так пленил сердце своего бригадира.