Моника улыбнулась и покачала головой. Его обаятельное представление и тягучий южный акцент подействовали на неё, как на впервые влюбившуюся неопытную школьницу. Дальше последовал легкий и ненавязчивый разговор о спорте, переезде Роба в большой город, но не о работе. Беседа была как глоток свежего воздуха.

— Повторим, — предложил Роб.

Это было что-то типа игры Моники, чтобы убедиться, что он её слушал. Она встречала огромное количество мужчин с безупречной улыбкой, которые просто кивали в ответ на её непрестанную болтовню. Но ни один из них в действительности не слушал её. И после некого объема информации она требовала повторения. Проверка на внимание и трезвость. И Роб каждый раз справлялся и даже предложил ей самой пройти этот тест.

— Итак, вы не знаете, кто такой Майкл Корс, никогда не слышали о секстинге и ваш любимый фильм — Побег. Но не ремейк, а 1972 года со Стивеном МакКвином.

— А вы внимательная.

— Конечно. Я ведь женщина. Мы умеем делать много дел одновременно. Я, наверное, даже лучше многих. Это стоило бы поместить в мою должностную инструкцию. Теперь ваша очередь.

— Ну, что ж. Вы никогда не были в Миссисипи, — заговорил он, хмурясь и положив руку на грудь, будто это ранит его в самое сердце. — Вы любите запах лака для ногтей, ваша мама бухгалтер и вы любите гулять на набережной во время заката.

— Всё верно, — улыбнулась Моника, используя свой лучший южный акцент.

— О боже, мадам, как хорошо, что вы красивы, потому что ваш акцент просто ужасен.

— Что? Этого не может быть. Я смотрела «Унесенных ветром», по крайней мере, сто раз.

— Тогда, я думаю, вся армия конфедератов только что перевернулась в могилах.

Моника рассмеялась, перед тем как опустошить очередной бокал. Прекрасное ощущение — быть в центре внимания такого красивого мужчины, ей очень повезло. Она флиртовала, пуская в ход все свои возможности, касаясь его предплечья и осторожно поправляя декольте. Она давно не была на свиданиях после неудачных встреч в прошлом году. Но она чувствовала, что этот человек стоит того, чтоб нарушить свои правила.

Вскоре он извинился и отлучился на несколько минут. Она тем временем вытащила зеркальце и внимательно посмотрела на себя. На нее смотрели уставшие глаза, и она всеми силами постаралась поправить макияж.

— Не хочешь уйти отсюда, дорогая? — раздался тихий голос возле её уха, когда его руки оказались на её бедрах.

Она чувствовала его присутствие за своей спиной, его теплое дыхание на своей шее, мягкое поглаживание пальцев.

Без единого слова она кивнула и просигналила бармену, чтобы тот принес счёт. В полной тишине они сели в машину, но это была комфортная тишина. В её скромной, но безупречно оформленной квартире, они обсудили её желание изменить мир и его желание его разрушить.

Моника восторгалась его рисковым отношением к жизни и протяжным произношением. После часов разговоров они целовались, тесно переплетаясь телами, так что даже не хватало воздуха. Когда утром солнечные лучи пробились сквозь шторы, Моника Темплтон влюбилась. Она не знала, что это может быть так легко.

На другом конце города Тристан вырвался из плена сна. Он перевернулся на бок и ощутил книгу под своей спиной. Он потянулся, вытащил её и отметил страницу. Интересно, могли ли острые диалоги и методичный сюжет вызвать фантастические сны о сексуальных намеках и прелюдии с Джосси в шикарном лимузине. Тристан спокойно мог представить, как она оседлала его колена и положила руки ему на макушку. Мягкий свет освещает её лицо, а тёмные окна загораживают от всего остального мира. Он даже мог слышать её голос, воспевающий его имя от удовольствия. Тристан застонал от воспоминаний и проигнорировал свой утренний стояк

Сегодня он работал в первую смену, так что он скоро её увидит. Он запустил пальцы в волосы, дурацкая привычка, появившаяся несколько лет назад, вот только волос у него сейчас не было. Пару недель назад ему захотелось перемен, и он побрился наголо. Легкая голова, но зато не осталось способа снять стресс. Его рука прошлась по пушку, но это не давало нужного эффекта.

В теории, это преображение должно было сделать его неузнаваемым для бывших деловых партнеров. Эти люди оказались испорчены Фионой и манипуляциями её отца, не говоря уже о том, что знали все его секреты. Когда Тристан решил отойти от дел, он думал, что они придут за ним, но, видимо, переоценил свою ценность. Однако продолжал спать с куском холодной стали под подушкой.

Ухмыляясь в потолок, Тристан размышлял, как бы отреагировал его напыщенный отец на чёрный ствол, который не раз спасал ему жизнь. Он представил себе, как заворачивает в семейное поместье на Импале 1967 года, уничтожая аккуратные кусты. Выставив напоказ свою татуированную кожу, он бы попёр напролом, чтобы воссоединиться с семьёй. Его бедную покладистую мать точно хватил бы удар, а отец вызвал бы полицию до того, как признал бы в нём сына. Тристан рассмеялся над нелепостью ситуации.

Иногда он скучал по ним. Он скучал по маминым объятиям и по тому, как она распевала церковные песни, пока готовила ужин. Хотя он всё прочитал, но всё равно скучал по библиотеке отца и по их послеполуденному «мужскому времени», которое они проводили за рыбалкой или просмотром футбола. Кантри-певец Кинки Фридман говорил: «Счастливое детство — худшая подготовка к жизни». Сейчас Тристан был согласен с этим утверждением. Он не был готов ни к чему подобному.

Его вновь охватило беспокойство за Джосси. Его сердце колотилось от желания увидеть её, прикоснуться к ней. От жажды движения, деятельности, Тристан вскочил с кровати. Он натянул шорты и футболку, стараясь не встретить в зеркале свою рожу. Зашнуровал кроссовки и потянулся перед выходом на улицу. Утро на побережье Калифорнии так отличалось от утра дома. Воздух был прохладный и освежающий. Он услышал отзвук своих шагов: слева, справа, слева, справа. Он выбросил все мысли из головы и быстро побежал, штурмуя каждый холм, пока его легкие не завопили от недостатка кислорода.