Леонид долго колебался, но потом все - таки решился задать Пушкину коварный вопрос: "Как вы оцениваете теперь роль своих строк из оды "Вольность":

Самовластительный злодей!

Тебя,твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу. " ?

Это был неприятный вопрос для поэта, безусловно знавшего о судьбе семьи Николая Второго.

– Я написал это в восемнадцать лет, и что я тогда мог понимать своим мальчишеским умом? К сожалению, неисповедимы последствия наших поступков.

Погостив пару дней, пошли в поселок писателей, где встретили И.А.Гончарова. По мнению Леонида, его "Обломов" сыграл в развитии российского самосознания чрезвычайно важную роль, о чем он и сказал писателю.

– Я думаю, что это один из самых ярких случаев влияния художественной литературы на общество.Это было поистине попадание в десятку, и оно несомненно стало одной из существенных причин возросшей активности молодежи во второй половине Х1Х века.

– Да, мне об этом уже не раз говорили, ответил Гончаров, и мне, конечно, приятно это слышать. Хотелось бы думать, что я не являюсь главным виновником того, что эта активность вылилась в террористические акции народовольцев. При всех сложившихся в тот период обстоятельствах жизни русского общества, этого, видимо, просто невозможно было избежать.

Потом погостили у И.С.Тургенева.Он больше расспрашивал, чем отвечал на вопросы, хотя и без того был хорошо информирован. Ход истории в ХХ веке еще больше укрепил его западнические убеждения, но постмодернистские философские теории он не одобрял.

Большим везением было увидеть Льва Николаевича Толстого. Леонид не сразу узнал его в сухоньком старичке, пропалывающем огород. Увидев недоуменные взгляды, Толстой объснил, что овощи ему, конечно, не нужны, но он просто не привык жить без крестьянского труда. У него бывало много гостей и Софья Андреевна умудрялась быть радушной со всеми. У Толстого было довольно сложное отношение к цивилизации будущего. Ему не нравилось индустриальное общество, хотя по логике вещей он должен был бы радоваться исчезновению помещичьего паразитизма и крайней нужды крестьянского населения. Больше всего его раздражала откровенная женская одежда и малодетность семьи. Он признался, что пытается бороться со своим консерватизмом и замечать хорошее, например, возросшую сознательность мужчин в семейном поведении. Что касается политических перемен, то он твердо убежден, что без революции общество достигло бы того же самого, но быстрее и с меньшими потерями. Когда Леонид напомнил ему о его критическом отношении к фундаментальной науке, Толстой виновато улыбнулся и признал свою прошлую недальновидность.

Погостили у Горького. Было бы жестоким впоминать ему о его невольной роли защитника сталинского тоталитаризма, да он и сам прекрасно понимал это. Более того, он сожалел о воспевании революционной романтики, видя, что она внесла свой вклад в формирование позднейшей психологии бунтарства и терроризма.

В гостях у философов.

Погостив довольно долго у писателей, пошли к философам. Те гуляли, в основном, небольшими группами с явными лидерами, но сначала обратила на себя внимание компания из четырех человек, расположившаяся у костра. Это были А.Шопенгауэр, Ф.Ницше, М.Штирнер и А.Шпенглер. Они весьма мрачно выпивали и закусывали едва прожаренным мясом. Философы угрюмо ответили на приветствие Леонида и его товарища, но не стали возражать против их присутствия.

Ницше первый вступил в разговор, буквально накинувшись на Леонида.

– Я уже наслушался ваших обвинений в том, что создал теорию, удобную для Гитлера. Я не виноват в том, что немцы поддались на демагогию этого изверга. Я не пропагандировал, выражаясь вашим языком, ненависть к евреям и не призывал уничтожать другие народы. Если идиоты не способны понять философскую идею, то при чем тут я?

– Но как же можно было понимать призыв к выращиванию сверхчеловека, у которого главным достоинством выступает воля к власти? Развивать у детей волюнтаризм поведения? Но он ведет к власти решительных и беспощадных, а ими в жизни чаще всего оказываются не интеллектуалы, у которых интеллект как раз умеряет порывы жестокости.Ведь вы везде клеймили серость и глупость. Вы воспевали несовместимые вещи - биологические инстинкты и разум, т.е. создали противоречивую теорию, вот фашисты и взяли из вашей теории то, что им было выгодно.

Ницше вскочил и швырнул в кусты кусок мяса, которым он был до этого занят.

– Вот еще один безмозглый олух царя небесного! Вам непонятен метафорический, образный язык нормально мыслящего человека, вам нужно овечье блеяние и коровье жевание!

Леонида возмутила эта грубая выходка, хотя, давно интересуясь личностью Ницше, он прекрасно понимал, что это был человек с параноидной психопатией и каким - то психическим заболеванием, которое психиатрия того времени еще не умела правильно диагностировать. Ницше продолжал с прежним возбуждением.

– А почему вы все не напуститесь на вашего Маркса? Вытащив из его рассуждений идею необходимости смены формаций, русские устроили грандиозную резню.

– Его теория содержала зародыш оправдания насилия, но она не была столь очевидно ложной. В России ее применили на фоне цивилизационной отсталости,что и было причиной разгула жестокости. В странах Запада из нее сделали более правильные выводы: о необходимости смягчения классовых противоречий путем активизации профсоюзного движения, увеличения налогов на богатство, введения пособий по безработице.

Ваша теория сильной личности и воли к власти была изначально нелепой. Власть сильных в вашем варианте, несмотря на якобы непременном присутствие у них выдающегося интеллекта, принципиально не могла бы дать ничего иного, кроме тирании. Вся культурная эволюция, которую вы так презираете, идет именно по пути замены силы равенством прав для всех, т.е. она в первую очередь защищает слабых. Сильные же индивиды и при равенстве прав всегда реализуют свои преимущества, если они заключатся не только в грубой и наглой физической силе. Ваше воспевание сильных - это психологическая защита своего высокомерия, неумеренных притязаний на признание вашего величия и на обожание.