Всю дорогу до дома она не могла сомкнуть глаз. Стоило их закрыть, и она словно воочию начинала видеть дам и кавалеров, кружащихся по паркету Синего Дола и слышать их голоса. Чендервилл встретил её яркими окнами. Освещена была прихожая и гостиная. Значит муж ждёт. Сара почувствовала, как сердце затрепетало в груди при мысли о Джозефе. Как она устала от этого вечера! Её исцелит только беседа наедине с мужем в полутёмной гостиной, лёгкий ужин и его ласковая улыбка.

Дверь открыл сам Джозеф. Он показался Саре бледнее обычного. Под глазами нарисовались мешки, щёки впали. От боли перехватило дыхание. Это было началом конца.

– Ты приехала. Наконец-то, - отрывисто бросил граф.
– Я боялся за тебя.

Никаких «вы» и «графиня». Сара улыбнулась в ответ открыто и радостно и просто ответила:

– Я здесь. Всё хорошо. Пойдём в гостиную.

В гостиной она рассказала, стараясь ничего не забыть, подслушанный разговор и поведение тала Сворка на вечере, всё до мельчайших деталей. Для неё стало вдруг обычным делом делиться с мужем всеми своими мыслями и соображениями.

– Так значит он говорил про какие-то бумаги?
– Джозеф задумчиво посмотрел куда- то, словно сквозь неё, будто погружаясь мыслями в прошлое.
– Но отец никогда ничего мне не рассказывал об их существовании, хотя я уверен, что он сделал бы всё, что угодно, лишь бы найти того, кто подставил его. Да и насколько мне известно, последнее преступление он так и не раскрыл. Был близок к разгадке, но... К тому же я сам много раз просматривал его бумаги в надежде найти что-то, какую-то зацепку, но ничего не обнаружил. Там только судебные ведомости, газеты того времени, его записки и ещё всякие разные бумаги, касающиеся этого последнего дела.

– А в Чендервилле не может быть какого-то потайного хода или тайника?

– Есть и тайники и тайные ходы, но я знаю их все. За сорок лет вынужденного заточения, я изучил свой дом вдоль и поперёк, - печально улыбнулся Джозеф.
– Но я посмотрю ещё раз, теперь уже другим взглядом. Может быть, тала Сворка действительно что-то может скомпрометировать, но мы об этом не догадываемся.

– А ты предполагаешь, в чём он может быть виновен?
– Тихо спросила Сара. В голову лезли всякие мысли, одна страшнее другой.

– Я боюсь даже подумать об этом, - нахмурился Джозеф.
– Сейчас у меня нет уже ни сил, ни времени, чтобы доказывать его виновность.

– Я догадываюсь, что он подставил моего отца. Вот только никак не могу понять, зачем.

– Как говорил мой отец: «Мотивы преступлений очень часто остаются нам неизвестными. Мы можем лишь догадываться о том, что двигало преступником».

Договорив, граф внезапно побледнел и схватился за грудь, улыбка сошла с его губ, глаза закатились.

– Джозеф, Джозеф, что с тобой?

Муж не отвечал. В глазах потемнело, дыхание перехватило. Неужели всё-таки тал Хайли как-то сумел отравить его? Боже, Джозеф! Только не умирай! Только не сейчас! Сара дотронулась до шеи. Пульс был, хоть и слабый. Что случилось?

– Генрих! Генрих!

Слуга прибежал через несколько минут. Видно было, что он уже собирался ложиться спать. Это и неудивительно. День выдался для него тяжёлый. Он увидел Джозефа и тут же, не теряя времени, кинулся за графином с водой.

– Что с ним?

– Думаю, обморок, графиня.

Сара стояла, прижав руки к груди, ни жива ни мертва. Она не знала, что сделать, чем помочь. А Генрих взял графин с водой. Немного воды поплескал в лицо графу, потом намочил салфетку и положил ему на лоб, затем расстегнул воротник рубашки и обтёр влажной салфеткой шею.

– Если не очнётся, надо будет сходить за нюхательной солью.

– Но что это может быть?

– Думаю, его болезнь, графиня.

Сара взглянула на печальное лицо Генриха и задавать ещё вопросы расхотелось. Ну да. Она же сама знала ответ. Рано или поздно, но у Джозефа должно было начаться ухудшение. Ведь она понимала с самого начала, когда приехала сюда, что ему остался год, не больше. Всего лишь год. И теперь это время, отпущенное её мужу начало постепенно утекать сквозь пальцы, медленно, но верно. Клеймо не щадит никого. И скоро, скоро уже настанет то время, когда он будет лежать в постели, немощный и обессиленный, не в состоянии узнать её, а потом придёт тал Сворк. Саре захотелось сжаться в комочек, спрятаться, заплакать. Она устала быть сильной. Но хуже всего, просто невыносимой была мысль о том, что Джозефа ожидает неотвратимый конец и ничего, ничего нельзя изменить!

Она взглянула на мужа. Генрих стоял рядом, готовый пойти за нюхательными солями. Бледность ушла с щёк, они порозовели, дыхание выровнялось. Наконец, Джозеф открыл глаза.

– Что случилось?
– тихо произнёс он. Сара молчала. Сил говорить не было.

– Вы потеряли сознание, граф. Графиня перепугалась, - ответил за неё Генрих.

– Потерял сознание? Обморок? Что-ж, рано или поздно, это должно было случиться. Финишная прямая, - Джозеф усмехнулся и пристально посмотрел на Сару.
– Спасибо Генрих, я думаю ты с чистой совестью можешь идти спать. Думаю, сегодня приступов больше не будет.

Когда старый слуга ушёл, тихо прикрыв за собой дверь, Сара поняла, что не может больше притворяться. Она уткнулась лицом в мягкую обивку кресла, чувствуя, как предательские слёзы прочерчивают дорожки на её щеках, одна за другой. Она услышала скрип отодвигаемого кресла и стук трости по паркету, но даже не обернулась. Если Джозеф хочет - пусть уходит. Напряжение сегодняшнего дня вымотало её. Волосы выбились из причёски и рассыпались по плечам. Она мотнула головой и вдруг вздрогнула, почувствовав нежное, почти невесомое прикосновение к волосам. Слёзы высохли сами собой. Джозеф... Он медленно гладил её по голове, ласково и едва ощутимо. Сара вздохнула и подняла к нему своё красное, распухшее от слёз лицо.