— Это же не он, верно? — она немного покраснела. — Да и где ему по книжным лавкам бегать…

— Я уже восполнил все пробелы. — искреннее смущение похоже на молодое вино.

— То есть Вы тоже интересуетесь природой? И когда только успеваете? — она даже руками всплеснула, разволновалась.

Признаться честно, сложно вспомнить когда он просто так мог полистать что-то не связанное с отчетами, но сам факт возможности радовал.

— А как Вы, Михаил Борисович, относитесь к теории господина Дарвина о происхождении видов?

Поначалу решил, что ослышался. Ну, возможно, где-то что-то слышала, но разбираться в таком? Кощунственно.

— А Вы знакомы с этой теорией?

— А как же? — она вдруг осеклась и снова забралась в скорлупу благовоспитанной барышни. — Очень интересная и разумно аргументированная теория. Мне только кажется несколько сомнительной в самом начале — все же изначально искра жизни откуда-то должна была взяться.

— И Вам было интересно читать об этом?

— Конечно. Если маленькие, поздно появившиеся теплокровные животные бодро и неумолимо вытеснили больших динозавров, то любой человек может рассчитывать на успех, если хорошо потрудится.

Самое нестандартное умозаключение, которое Тюхтяев слышал об этой скандальной книге.

— Но как же Ветхий Завет? — он лукаво улыбнулся. Попадется в ловушку цензуры или нет?

— В Ветхом Завете изложено почти то же самое, на мой взгляд. Просто позднейшие толкования и переводы исказили сроки. Если Господь сначала сотворил свет, потом земли и моря — то вот Вам геологическая история планеты. Ну, насчет одного дня только сомнения — так и нет указаний, что этот день длился двадцать четыре часа. Потом создались растения и животные — и оказались предоставлены сами себе, благополучно конкурируя и вытесняя слабейших. Позже всех появился человек и все испортил. — буркнула графиня. — Так что господин Дарвин зря так отринул божественное участие в развитии мира.

Тюхтяев тяжело сглотнул. Рядом с ним чудовище, которое сочетает в себе наивность, невежество в житейских вопросах и страннейшие академические познания. И вряд ли стоит графу допускать контакты Ксении Александровны с Константином Петровичем Победоносцевым — она не смолчит, а тот не спустит такого даже родственнице московского градоначальника.

Что-то видимо, отразилось во взгляде, так что графиня быстро сменила тон беседы.

— Ботанику посмотрим?

— Хорошо.

Здесь уже Тюхтяеву оказалось попроще. Его спутница с трудом различала косточковые и семечковые, розоцветные и астровые, искренне изумлялась его познаниям, и практически вернула веру в мир. Не должны женщины упражняться в интеллекте, не их это.

И он, сам не замечая, начинает вести в их странной игре, рассказывая ей внезапно детские истории, как маленьким мальчиком собирал гербарии в имении деда по матери.

Догуляли до геологии, и здесь он окончательно воодушевился ее вниманием и прочитал целую лекцию о почвах и минералах. Эти знания порой помогали при расследованиях, но даже в суде его не слушали так, полураскрыв рот и только успевая переводить взгляд от одного камушка к другому. Поэтому он рассказывал, рассказывал, рассказывал… В юности были, конечно, дикие мечты о науке, но служба государева любые крылья обломает. Так что сейчас ему снова семнадцать и он говорит о любимой теме.

В одном из залов раздался мелодичный звон и Тюхтяев с ужасом понял, что гуляют по музею они уже пять с лишним часов и спутница наверняка давно уже заскучала, и лишь вежливость не дает ей продемонстрировать эмоции.

— Простите, я немного увлекся. — прервал он сравнительный анализ полевых шпатов.

— Нет-нет. — Она все еще рассматривала камни. — Если бы мне в детстве встретился такой учитель географии, совсем другую бы жизнь прожила.

Женщина-геолог? Что за глупость?! Но она так же задумчиво продолжила.

— Разве что просто так собирать камни — не очень увлекательно. Но ведь из них можно сделать что-то этакое, монументальное… — и тут стало ясно, как появились все эти безумные проекты от конкурсов в купеческой лавке до дикого проекта дома. — Можно же собрать все-все, что залегает у нас в стране в большую карту Империи. Красиво получится и величественно.

А отчего бы и нет? Он достал записную книжку.

— Есть у меня знакомец один, он точно заинтересуется Вашей идеей.

И прямо из Кунсткамеры отправил записочку горному инженеру Зданкевичу, должок которого лет за десять оброс хорошими процентами.

Он проводил свою прелестную спутницу на набережную Фонтанки, где та, наконец, вышла из состояния погруженности в свои мысли, критично уставилась на него и с внезапной теплотой произнесла.

— Вы меня поразили, Михаил Борисович. Это такая редкость — увидеть столь увлеченного человека. — пошевелила пальчиками, пытаясь изобразить какую-то сложную фигуру. — Я буду очень рада видеть Вас чаще. Приходите завтра к обеду. Евдокия обещала что-то очень вкусное.

И скрылась в своем странном доме.