Согрешила немилосердием к бедным, не имела сострадания к больным и калекам; согрешила скупостью, жадностью, расточительностью, корыстолюбием, неверностью, несправедливостью, жестокосердием, помыслами и попытками к самоубийству. А вот насчет суицида я пока не задумалась. Это в той, другой жизни было. Так и скажем, что в момент отчаяния после смерти папеньки хотела за ним последовать, но быстро одумалась.

Согрешила лукавством в отношении ближних, обманом, неискренностью в обращении с ними, подозрительностью, двоедушием, сплетнями, насмешками, остротами, ложью, лицемерным обращением с другими и лестью, человекоугодием. Лукавство. Назовем все, что я о себе рассказала и чем на жизнь зарабатываю, именно так.

Согрешила забвением о будущей вечной жизни, непамятованием о своей смерти и страшном суде и неразумной, пристрастной привязанностью к земной жизни и ее удовольствиям, делам. Да, к земной жизни я так привязана, что не отрежешь. В одном времени оторвали, так тут прилепилась.

Согрешила невоздержанием своего языка, пустословием, празднословием, сквернословием, смехотворством, согрешила разглашением грехов и слабостей ближнего, соблазнительным поведением, вольностью, дерзостью. Невоздержание языка. Корень всех зол в любые времена.

Согрешила невоздержанием своих душевных и телесных чувств, пристрастием, сладострастием, нескромным воззрением на лиц другого пола, вольным с ними обращением, блудом и прелюбодеянием, невоздержанием в супружеской жизни, различными плотскими грехами, желанием нравиться и прельщать других. Вот считать ли мое обращение с Фролушкой и Антуаном вольным? По меркам моего мира — вообще избыточно трепетно и тактично себя веду. А здесь хоть и не глухое Средневековье, но все же репутация моя выглядит как потрепанная паутина.

Согрешила неимением прямодушия, искренности, простоты, верности, правдивости, уважительности, степенности, осторожности в словах, благоразумной молчаливости, не охраняли и не защищали честь других. Согрешила неимением любви, воздержания, целомудрия, скромности в словах и поступках, чистоты сердца, нестяжательности, милосердия и смиренномудрия. Как в одном предложении сетовать на отсутствие прямодушия и благоразумной молчаливости я не понимаю, но посетуем на дефицит смиренномудрия. И на отсутствие скромности в приезде к Фролушке. Глядишь, священник что дельное посоветует и слухи какие пресечет.

Согрешила унынием, тоской, печалью, зрением, слухом, вкусом, обонянием, осязанием, похотью, нечистотой и всеми нашими чувствами, помышлениями, словами, желаниями, делами. Каюсь и в прочих моих грехах, которые я забыла и не вспомнила. Хорошая формулировка.

Каюсь, что прогневала Господа Бога моего всеми своими грехами, искренно об этом жалею и желаю всевозможно воздерживаться от грехов моих и исправляться. Господи Боже наш, со слезами молю Тебя, Спаса нашего, помоги мне утвердиться в святом намерении жить по-христиански, а исповеданные мною грехи прости, яко Благ и Человеколюбец. Аминь.

Теперь вот это вот все надо на шпаргалку написать и выучить.

В церкви мне было малость не по себе: врать священнослужителям априори нехорошо, утаивать информацию — тоже, да и вообще жутковато. Но повезло еще больше, чем с Фролушкой: отец Нафанаил — уютный, как старичок-лесовичок, с седой бородой и чуть близоруким взглядом голубых глаз очень тактично выслушал историю Ксении Нечаевой, посочувствовал потерям, согласился с тем, что папенька оставил меня в очень сложном положении и работа на Фрола Матвеевича, благодетеля моего, это лучший выход в данной ситуации. И то, что с бумагами пока катавасия получилась, ввиду пожара в имении — не удивился. Тем более, что информация о трагедии в распоряжении епархии была.

Грехи отпустил, благословил и теперь на год я свободна.

Весь апрель и половину мая я усаживала свою пациентку на кровати и пробовала разминать ей ноги. За год неподвижности мышцы изрядно ослабели, так что я возилась с ней как с младенцем — крутила руки и ноги, разогревала мышцы, до визга радовалась реакции на щекотку. Та мычала и тоже улыбалась моему восторгу, а особенно — Фролу.

А в конце месяца Фрол Матвеевич засобирался в путь.

— В Вольск надобно заехать. Там еще у батюшки должники оставались. И в Хвалынск загляну — там один из его партнеров дело закрывает, авось что и куплю подешевке.

Шанс — один на миллион. Сама я туда вряд ли незаметно доберусь, а вот с шефом… Я долго думала, а потом вечером, как стемнело прокралась в его комнату и бухнулась в ноги.

— Фрол Матвеевич, возьмите меня с собой. Ну очень надо. Сон мне был, что бумаги мои там.

— Где? — оторопел начальник, доселе не видевший меня в таком смятении.