— Что ты, сынку! Для этого долго учиться надо, а значит, — много денег иметь…

Жили мы в мазанке с камышовой крышей и глинобитным полом. Земли своей у нас не было, арендовали у помещика. Восьмилетним мальчиком я вместе со взрослыми полол сапкой кукурузу. В двенадцать годков стал поденщиком на кирпичном заводе. Мать болела, но отец не мог ей помочь: не было денег на врачей и лекарства.

Мне так хотелось попасть на паровоз! Я так старательно учился, что закончил церковноприходскую школу на круглые пятерки. И тогда отцовское сердце не выдержало: устроил меня в ремесленное училище, где готовили рабочих разных специальностей, в том числе и для железной дороги.

Никогда не забуду октябрь 1905 года. На всех заборах висел царский манифест о дарований народу «свободы». В городе начались демонстрации. Я сам в них участвовал с ребятами из ремесленного. Мне исполнилось шестнадцать, кое-что я уже понимал, чувствовал необходимость перемен к лучшему. И вдруг такая радость. Значит, теперь все будет по-другому… Я оживленно говорил отцу:

— Сам государь-император объявил свободу!

Отец почему-то молчал и недоверчиво кивал головой. А я ходил с толпами городской бедноты, крестьян, интеллигенции, слушал горячие речи. Ораторы говорили о братстве и равенстве, о сокращении рабочего дня и о разделе земли между теми, кто ее обрабатывает. Я ликовал. Но отец оказался прав: все осталось по-старому.

События 1905 года оставили в сознании неизгладимый след. Трудности нашей семьи, уродства окружающей жизни стали видеться в новом свете. Мои мысли и чувства разделяли многие товарищи по ремесленному училищу. Мы потихоньку говорили об этом. Вскоре я стал находить в своих учебниках листовки или тоненькие брошюрки, на верхнем обрезе которых стояла четкая надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Так постепенно вместе с товарищами по учебе — Саней Александровым, Вайнштейном и Стефановским — я вошел в ученический кружок РСДРП (б).

Маевку 1906 года мы провели в укромном месте, за так называемой «горой». Было нас около десяти юношей. По очереди говорили о том, как на всем земном шаре улучшить жизнь. Негромко, но с увлечением пели «Марсельезу» и «Варшавянку».

Летом 1906 года, когда мне исполнилось семнадцать, я окончил училище и получил специальность слесаря. Довольно основательно изучил токарное и кузнечное ремесло. Назначили меня в железнодорожное депо Мелитополя. Два года работал слесарем по капитальному ремонту паровозов. Это была отличная школа: я узнал несколько типов локомотивов до последнего винтика. Успешно сдав испытания по устройству и управлению паровозом, по правилам сигнализации службы движения, я стал помощником машиниста.

Еще в училище я начал много читать. Особый интерес вызывали книги, где описывались полеты воздухоплавателей. Паровозы полюбились мне за скорость. Но они двигались только по рельсам. А вот воздушные шары, еще более стремительные, совершенно свободно плавали в необъятном просторе. Так у меня родилась новая мечта подняться ввысь.

Неожиданно небо приблизилось ко мне. Газеты вдруг запестрели сенсационными сообщениями. Люди все увереннее стали подниматься в воздух на самолетах. Что ни день, появлялись новые имена иностранных авиаторов: американцев братьев Райт, француза Блерио, бразильца Сантос-Дюмона и других. Наконец зазвучала фамилия замечательного русского летчика Михаила Ефимова.

Вскоре стали известны имена наших других отважных авиаторов: Николая Попова, Александра Васильева, Сергея Уточкина. Но Михаил Никифорович Ефимов оставался среди них первым. Лично для меня важно было не только это. Из газет я узнал, что Михаил Ефимов, сын трудового народа, работал простым железнодорожником. Сходство наших биографий меня поразило. Он родился в семье крестьянина, тоже закончил техническое училище, работал на железной дороге и… увлекся авиацией.

Банкир Ксидиас заключил с Ефимовым кабальный договор: на свои деньги послал Михаила во Францию учиться летать, зато почти вся плата за публичные полеты шла в карман оборотистого дельца. Ефимов рисковал жизнью. А для Ксидиаса это была обычная торговая сделка, из которой он извлекал огромные барыши.

За короткое время Михаил научился летать лучше своего учителя, знаменитого Анри Фармана. Он первым из наших соотечественников получил диплом пилота-авиатора и стал летчиком-инструктором; Фарман доверил ему обучение своих учеников. Теперь русский учил летать французов.

Я почти ежедневно выходил к почтовому поезду, чтобы купить свежую газету и поскорее узнать о новых потрясающих успехах любимого Миши Ефимова — так его по свойски звали наши железнодорожники. А во всем мире его имя печаталось и произносилось непременно с прибавлением почетного титула «король воздуха». Ефимов побил мировой рекорд американца Райта по дальности полета с пассажиром. Взял три высших приза на международных авиационных соревнованиях в Ницце. В Руане он, защищая честь России, победил восемнадцать отборных иностранных летчиков и установил рекорд грузоподъемности. Михаил оказывался лучшим из лучших на состязаниях пилотов в Италии, Франции, Венгрии и у нас, в России.

Можете представить, с каким чувством я прочел заметку о выступлении Михаила Ефимова. Рассказ о своих полетах он закончил словами: «Летать может каждый человек…»

Я загорелся стремлением научиться летать на самолете. Если бы нашелся богач и послал меня учиться в авиационную школу, поехал бы не задумываясь, на любых условиях. Но разве найдешь такого среди мелитопольских толстосумов?

Работая в депо, я изучил устройство многих механизмов. Ремонтировал паровозы. Был и слесарем монтером (теперь говорят — монтажником) в разъездной бригаде. Устанавливал паровозные котлы, перекачивающие насосы, водоразборные колонки. Вождение паровоза требовало внимания к приборам и агрегатам. Отточился глазомер, стало привычкой соразмерять скорость и расстояние.