В район Ушкалки для бомбометания и штурмовки отступающей колонны противника вылетели два «ньюпора». Это был тот самый полет, в котором Василий Антонович Захаров спас жизнь Скаубиту, севшему на вынужденную посадку в тылу врангелевцев. Затем в воздух поднялись еще четыре наших самолета. Бомбами и пулеметным огнем сопровождали мы тех, кто всего несколько дней назад собирался огнем и мечом пройтись по Украине и даже… начать новый поход на Москву. Последнее, генеральное наступление черного барона позорно провалилось.

В конце октября, незадолго до штурма Перекопа, мне позвонили по телефону:

— Товарищ Спатарель?

— Да.

— С вами говорит начальник Особого отдела.

— Слушаю.

— Мы задержали одного человека. Он говорит, что вы знаете и очень ждете его. Для установления его личности нужна ваша помощь. Я назову несколько примет, а вы скажите его фамилию…

Сердце забилось тревожно.

— Роста маленького, — хриплым голосом продолжал начальник Особого отдела. — В плечах широкий. Глаза голубые. Брови клочковатые. Лицо курносое, упрямое…

Я не дал ему договорить:

— Яша! Яков Яковлевич Гуляев!

— Он самый, — отозвался довольный голос на другом конце провода. — Ждет вас. Передаю трубку.

— Иван Константинович, Иван Константинович! — услышал я радостные восклицания. — Я пришел…

Мы встретились. Обнялись. Яшу трудно было узнать в рваной крестьянской одежде, измученного до крайности.

Вот что стало нам известно из его рассказа. Приземлившись в Александровске, Гуляев быстро порулил к стоянке. Но его почему-то никто не встречал. Потом он увидел двоих в черных кожаных куртках. Они махали руками. Подрулив к ним, летчик залихватски развернул машину и выключил мотор. Аккуратно застегнул планшет. Обернулся. Что это? К кабине бежал человек в погонах! Яков мгновенно выхватил маузер. Поздно! От страшного удара по голове летчик потерял сознание. Очнулся Гуляев тоже от боли. Его били ногами… раздетого догола. Господа офицеры сняли с него все: сапоги, тужурку, френч, часы.

— Ну ты, красная сволочь! Долго будешь прохлаждаться? — процедил офицер с худым дергающимся лицом. — Это тебе не на комиссарской перине отлеживаться.

На мгновение Яша вспомнил комиссара Ваню Савина, его «перину» — пиджачок из байки, на котором он спал…

— Вставай, гадина! — заорал другой офицер. Опираясь на раздавленные сапогами пальцы, Яков оторвал от земли локти. Подтянул ноги. Встал на колени. Шатаясь, выпрямился, голый, окровавленный.

Кругом — искаженные ненавистью лица.

— Ну, соколик, — сказал офицер с худым лицом, поигрывая обнаженной шашкой. — Молись своему Ленину, говори последнее слово: сейчас из тебя капусту будем делать…

В сознании Яши, словно вспышка, мелькнуло лицо Ильича. Как будто вновь услышал его слова: «Биться надо до конца…»

Смотря в упор в наглые, остекленевшие глаза офицера, Гуляев спросил:

— А дадите досказать, ваше благородие? Не зарубите раньше?

— Сказывай! Минута туда, минута сюда — значения не имеет. Все равно полетишь на тот свет!

Со всех сторон донеслись злобные выкрики:

— Говори!

— Не мямли! Мычи скорей, скотина!

— Так вот, господа офицеры! — сказал Гуляев. — Дали вам под зад в семнадцатом году в Петрограде. Всыпали с Колчаком. Стукнули по зубам с Юденичем. С Деникиным намяли холку. Мало?

Вокруг послышалось звериное рычание. Беляки выхватили револьверы, выдернули из ножен шашки.

— Тихо, господа! — гаркнул кто-то. — Сейчас мы его нашинкуем…

— Ваши благородия, и с Врангелем вам будет каюк, могила! — крикнул Гуляев. Ударив стоявшего напротив офицера с худым лицом, он рванулся к самолету. Раздались выстрелы. Споткнувшись, Яков упал…

В этот момент, сигналя, подкатил автомобиль. Сидевший в кабине толстый генерал рявкнул:

— Прекратите! Идиоты! Этого пленного будет допрашивать сам главнокомандующий!

Неуклюже генерал вывалился из машины, подошел к Гуляеву. Их окружили запыхавшиеся врангелевцы.

— Господа офицеры! Немедленно разойтись! — приказал генерал. Те неохотно отступили, как собаки, у которых отняли кость. Адъютант и шофер ремнем скрутили летчику руки и бросили его в автомашину…

Пред очи самого барона Гуляев почему-то не попал. То ли о нем забыли, то ли Врангелю было не до этого. Летчика истязали. На допросах он ничего не сказал. Когда началось наше наступление в Северной Таврии, его посадили в арестантский вагон и повезли в Симферополь.

В дороге Яков думал только об одном: бежать! Но как? Двери вагона закрыты на замки. На тормозной площадке — белогвардейцы: три солдата и офицер…

Внимание Гуляева привлекли люки под крышей вагона, захлопнутые железными заслонками. Один из них оказался закрытым неплотно. Чуть нажми — заслонка отскочит. «Я маленький — вылезу», — с надеждой думал Яша, глядя на узкий проем. О побеге во время остановки поезда нечего было и думать: вокруг вагона ходили охранники.

Наступила ночь. Вторые сутки не открывались двери вагона. Двое красноармейцев, не приходя в сознание, умерли.