Взглянув в окно, он нахмурился:

— Вот только бы погода не подвела…

Да, погодка! На нее вполне могли сослаться белогвардейские летчики, чтобы объяснить свое бездействие в конце октября — начале ноября 1920 года, то есть в период сражения в Таврии, под Перекопом и Чонгаром. Но ведь погода была одинаковой и для врангелевской и для нашей авиации. Потому и молчат бывшие баронские асы. В то время как они отсиживались на земле, наши летчики почти ежедневно поднимались в небо. У нас не было ни оборудованных взлетно-посадочных полос, ни противообледенительных устройств, ни приборов для слепых полетов. И все же мы летали!

Условия для работы становились все труднее и труднее. Непрерывно шел то дождь, то мокрый снег. Черноземная таврийская земля раскисла, самолеты еле взлетали. А когда ее прихватывало морозцем, очень опасно было садиться.

Вскоре погода совсем испортилась. Низкие тучи нередко сливались с туманами. Летать стало невозможно. Это помешало нам полностью выполнить план, намеченный Фрунзе.

Северная авиагруппа, сформированная в районе Апостолово, не смогла провести большой работы накануне операции. Основная тяжесть авиационной поддержки наступавших войск Южного фронта легла, таким образом, на нашу Южную авиагруппу и на авиагруппу 4-й армии, возглавляемую Юрием Игнатьевичем Арватовым.

Во второй половине октября на аэродроме близ Писаревских хуторов кипела работа. Летчики, мотористы и механики, несмотря на плохую погоду, спешно ремонтировали самолеты. По непролазным дорогам мы сумели подвезти из эшелона со станции Копани достаточное количество бензина и масла. Создали и большой запас бомб, в том числе пудовых и двухпудовых, предназначенных для разрушения долговременных укреплений врага.

Учитывая важность аэрофоторазведки перекопской укреплснной полосы, мы установили на трех машинах фотоаппараты «Потте». Наши разведчики ежедневно делали по нескольку вылетов.

Незадолго до наступления в отрядах прошли открытые собрания комячеек. Они еще выше подняли боевой дух людей. Руки всех коммунистов и беспартийных дружно поднимались за резолюцию:

— Смерть черному барону!

Мотористы и механики всегда-то работали много. А в эти дни — просто не отходили от самолетов. Вишняков, Киричко, Ягеллович, Молодцов, Дедюлин, Поляков, Кудрявцев, Кожебаткин, Киш, Добров и все остальные летчики и летнабы с нетерпением ждали начала наступления. Все хотели принять личное участие в разгроме последних банд белогвардейцев. Васильченко чуть не плакал: ему пришлось свой совсем обветшалый «ньюпор» перегнать на капитальный ремонт. По той же причине грустил и Захаров. Зато Рыков ходил счастливый. Над ним, «безлошадным», сжалились товарищи из 4-го отряда: отдали ему свою резервную машину.

Последние дни перед началом наступления. Над головой — хмурое небо. На летном поле месиво грязи. Поэтому механики с особым старанием готовят к вылету свои машины. Одни летчики уходят на разведку, чтобы добыть последние, самые свежие данные о противнике, другие — на перехват одиночных «хэвилендов», которые пытаются прощупать пульс каховской переправы — главной дороги к Перекопу, — заглянуть в наш тыл, в глубь Правобережья.

Я рад, что мои товарищи с честью выполняют приказ Фрунзе — обеспечить полную скрытность подхода 1-й Конной армии. Ни один врангелевский самолет так и не смог пробиться в район Берислава.

Накануне наступления, уже поздним вечером, я с трудом добрался до Берислава. Здесь надеялся хоть что-нибудь узнать об авиагруппе 1-й Конной. Ее представитель в Писаревские хутора не прибыл. Приказ о порядке совместных действий с нею тоже не поступил.

До наступления оставались считанные часы… И мы со Скаубитом решили: пока стоит мерзкая, нелетная погода — подтянуть свою Южную авиагруппу ближе к фронту. Транспорта для одновременной переброски людей, самолетов, горючего, боеприпасов у нас не было. Добравшись по бездорожью до Берислава, я надеялся, что здесь нам дадут кое-какие средства перевозки.

Мои надежды не оправдались. Отсюда тоже не было прямой связи с Николаевом, куда перелетела с другого фронта авиация 1-й Конной. Отказали мне и в транспорте. Так и пришлось вернуться назад ни с чем.

Ночь перед боем прошла быстро. С рассветом грянули пушки, застрекотали пулеметы. Пошли в атаку полки 51-й, Латышской, 15-й стрелковых дивизий, прорывая фронт под Каховкой. Вот когда еще раз понадобилась переправа через Днепр, для защиты которой летчики авиагруппы не щадили своей жизни: по понтонному мосту застучали копыта буденновских конников.

Эскадрон за эскадроном втягивались на грязно-желтый помост переправы, тянувшейся к левому берегу. Кони медленно, осторожно шагали по качающемуся настилу понтонного моста, словно не верили, что вот так просто можно пройти над водой.

Так уходила в бой лучшая армия Республики — 1-я Конная Буденного. Та самая армия, полуголодные бойцы которой накануне броска в тыл белогвардейцев постановили:

«Составить маршрутный поезд в двадцать пять вагонов с продовольствием для рабочих Москвы, Петрограда, Тулы ко дню 3-й годовщины Пролетарской революции в подарок от бойцов Первой Конной армии».