За спиной выли сирены, но пожарные смогут лишь помешать распространению огня. Плечи Флоры поникли. Семья Миясито в соседнем здании лихорадочно поливала его водой. Они что-то кричали друг другу по-японски, и от этого Флоре стало еще хуже. Если огонь перекинется на на их дом, Миясито тоже потеряют все.

На другой стороне улицы стояла полицейская машина. Когда служители закона увидели Флору, они вышли на тротуар. Один держал лист бумаги.

— Вы владелица этого заведения? — осведомился полицейский.

Флора кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Он вручил ей документ.

— Ужасно, что приходится отдавать вам предписание прямо сейчас, но я обязан это сделать.

Флора бросила взгляд на бумагу. Предписание городских властей закрыть клуб по обвинению в даче взятки. Чешуйка пепла упала на щеку Флоры, но она не обратила на это внимания. Отвернулась от полицейского, скомкала бумагу в шарик и швырнула его в огонь.

В голове звучали слова, которые произносил казавшийся непонятно откуда знакомым голос: «Однажды все, кого ты любишь, умрут. Все, что ты любишь, обратится в прах. Такова цена жизни. Такова цена любви».

Это «однажды» наступило.

Мистер Торн неодобрительно кривил губы, сидя за столом и перечисляя провинности Генри:

— Ты украл машину Итана...

— Я бы все равно разрешил ему взять «кадиллак», — вставил Итан.

— Не перебивай. Ты украл машину, ты прогулял занятия в день последнего экзамена, ты сдружился с... с цветной певичкой из ночного клуба и заставил кузину Хелен вытаскивать ее из каталажки, тем самым подвергнув ее репутацию бог знает какому риску.

Генри побледнел. Он не ожидал, что Торны все это раскроют; предательство Хелен его очень удивило и обидело. Вполне возможно, понял он, что таким образом Хелен отомстила ему за то, что он предпочел ей Флору. Остальные же обвинения — что Хелен якобы нежная фиалка, которую может погубить помощь кому-то их возраста — казались полной ерундой. Но Генри удержал рот на замке.

— Я все перечислил? — поинтересовался мистер Торн. — Или ты бы хотел сам признаться в том, что я не упомянул?

Генри посмотрел на Итана и по выражению его лица догадался, что друг просит ничего не говорить о поездке в Гувервилль и возникшей после нее дружбе Итана с Джеймсом. И Генри совершенно точно не собирался признаваться, сколько времени на самом деле проводил в «Домино» и насколько снизилась его успеваемость.

— Полагаю, это все, сэр.

Мистер Торн вновь скривил рот, уперся руками в стол и поднялся. Его массивное тело почти закрыло льющийся в окно свет, а тень упала на Генри и как будто придавила его к полу.

— Ты поставил меня в ужасное положение. Ужасное!

— Знаю, — деревянным голосом ответил Генри.

— Правда? Откуда тебе знать, каково это — обнаружить, что мальчик, которого ты вырастил почти как собственного сына, напал на государственного служащего при исполнении?

— Но он оскорбил...

— Даже не произноси ее имени! Не хочу больше ничего о ней слышать! Прошу, скажи, что вы не... — он презрительно взмахнул рукой, — вступали в связь.

— Нет, — прошептал Генри, сгорая от стыда, что ему пришлось говорить это прилюдно.

— Слава богу. Значит, последствий не будет. — Мистер Торн снова сел, откинулся на спинку кресла и потер лысину. — В газете придется написать о нападении и аресте. Так как тебе нет восемнадцати, ты несовершеннолетний, поэтому твое имя упоминаться не будет. Но журналистская этика требует указать, что ты имеешь отношение к нашей семье. Это позор, просто позор.

Генри сглотнул. Он уже об этом думал, и в устах мистера Торна перспектива казалась еще более ужасной.

— И, само собой разумеется, ты не выпустишься со своим классом. Мы уже побеседовали с директором. Он рассказал о твоих низких оценках и после твоей сегодняшней выходки решил исключить тебя из школы.

У Генри закружилась голова.

— И, безусловно, стипендия в университет также отменяется. — Мистер Торн снова наклонился вперед и уперся локтями в стол.

Стипендия была его будущим, вернее, могла бы им стать. А теперь ее больше нет. Новость ужаснула Генри, но в какой-то мере он всю жизнь ждал чего-то подобного. Как бы он ни пытался быть полезным, следовать правилам, кровью и потом добиваться своего места в этом мире, отчасти он всегда знал, что чужой на этом празднике жизни, и подспудно ждал изгнания.

Но также он знал, что где-то его ждет иное, более желанное будущее, о котором он всегда мечтал и в котором для него существовала возможность любви.

— Отец... — Итан умоляюще положил руки на стол.

Мистер Торн повернулся к сыну и погрозил ему пальцем:

— А ты вообще молчи, Итан. Ты вроде как кажешься не виноватым, но ты ведь не хочешь, чтобы я копнул глубже и узнал о твоих проделках?

— Нет, сэр. — Итан отошел и убрал руки в карманы.

— Из уважения к твоему покойному отцу и благодаря приятным воспоминаниям о том, как ты рос под моей крышей, я не стану изгонять тебя из нашей жизни совсем. — Мистер Торн достал из хьюмидора сигару, зажег ее и выдохнул облачко сизого дыма. — Если хочешь, можешь работать на печатной машине. — Немного помолчав, он добавил: — Но тебе придется подыскать другое жилье. Нельзя, чтобы ты жил здесь, особенно когда твое поведение и знакомства подвергают риску и так подпорченную репутацию Хелен. Да и об Итане и Аннабель надо подумать. У них тоже есть репутация, которая нуждается в защите.