У выхода гостья спросила:

— Что, никакой экскурсии?

— Нет времени, — вздохнула Флора. — Прости. Еще раз спасибо, что подвезла.

Хелен протянула руку, и Флора ее пожала, лишь бы гостья поскорее ушла. Но когда их ладони соприкоснулись, она почувствовала странный холодок. Мир потемнел, и вот она стоит уже не на тротуаре, а внутри «Домино» — клуба, каким он был много лет назад. Тело казалось чужим, как будто она под водой и погружается все глубже, а давление с каждой секундой усиливается.

В клубе было шумно и весело. Усатый мужчина в полосатой рубашке и брюках на подтяжках бренчал на пианино рэгтайм. За столами играли в кости. Посетители чокались высокими стаканами, шуршали расшитые бисером платья, женщины с короткими стрижками танцевали с мужчинами в костюмах и поднимали напудренные лица к электрическим люстрам. Все смеялись. Но время явно было другим.

Флора хотела оглядеться вокруг, но не могла управлять своим взглядом. Она словно очутилась в чьей-то голове. Ее мысли прервал мужской голос:

— Что такая красивая девушка делает одна в подобном заведении?

В поле зрения появился бармен, у которого рукава рубашки были закатаны до локтей могучих рук. Он наклонился к ней, перегнувшись через полированную стойку. Рядом со стаканом Флоры виднелись белые женские пальцы.

Положив ладони на стойку, Флора почувствовала, как в нее что-то хлынуло, что-то сильное, старое и пахнущее дугласовой елью. Она словно высасывала из стойки жизнь.

Она ощущала в теле невиданную легкость, совсем как когда самолет отрывался от земли. Фортепианная музыка смолкла. Люди перестали болтать, пить и играть. Девушка, чьими глазами смотрела Флора, повернулась к заговорившему пианисту.

— Дамы и господа, представляю вам мисс Вивиан Крейн и группу «Старлайт»!

Вивиан Крейн. Ее мама. Живая. Как такое возможно?

Зал взорвался аплодисментами. Флора увидела, как ее мама вышла из тени в освещенное прожектором пятно в центре сцены, встав спиной к зрителям. Даже так она приковывала к себе взгляды. Когда она наконец повернулась лицом, на нее смотрели все без исключения. Но она глядела только на одного человека. Контрабасиста. Отца Флоры. Сердце Флоры екнуло при виде их вместе, живых.

Заиграла музыка: дребезжание тарелок, протяжный стон кларнета, ритмичный бас в руках умелого музыканта. Вивиан открыла рот, и полившиеся из него ноты больше походили на чувство, чем на голос, и временные уши Флоры услышали в нем любовь и тоску, которая проникала в запястья, горло и сердце. Стало трудно дышать.

Картинка изменилась. Флора все еще была в «Домино», но теперь смотрела на мужчину, который кидал кости. Откуда-то она знала, что под его пальто скрывается форма патрульного полицейского. И знала, что его карманы раздуваются от полученных в качестве взяток денег, которые он просаживал за игрой, время от времени прикладываясь к фляжке с джином.

И вот она уже на улице. Идет снег, и она ждет в длинном элегантном автомобиле с матерчатой крышей с круглыми передними фарами и запасным колесом на багажнике. В открытые окна задувает колючий зимний ветер. Она сидит на пассажирском сидении. Время идет. Идет и снег. Из «Домино» выходят люди. Наконец, спотыкаясь, появляется игрок в кости, которого поддерживает молодой дядя Шерман.

— Точно не хотите чашечку кофе, чтобы протрезветь? — спрашивает он.

Мужчина качает головой.

— Холод взбодрит не хуже. — Он хлопает себя по щекам и идет к машине, а из переулка выходят родители Флоры. Отец поправляет воротник маминой енотовой шубы. Лунный свет отражается от заснеженной мостовой и подсвечивает их лица снизу. Отец наклоняется поцеловать маму, она смеется и тянется к нему, сгибая правую ногу в колене и отрывая от земли.

— С днем святого Валентина, любимый, — говорит она.

Нет, нет, нет. Флора знала, что случилось той ночью.

Белый мужчина садится в машину, расточая запах джина. Поворачивает ключ. Мотор чихает и заводится. Пытаясь отъехать задом, мужчина чертыхается, когда машина катится вперед и наезжает на бордюр. Он переключается на задний ход и едет задом, колеса скользят на снегу. Водитель наваливается на руль и тяжело дышит. Флора пытается закричать, но губы не слушаются.

Ее родители выходят на дорогу. Флора пытается дотянуться до руля, но рука не двигается. Мужчина за рулем давит на газ. Родители слышат рокот мотора и, все еще держась за руки, поворачиваются к автомобилю. Свет фар выхватывает яркие детали: их глаза, зубы, драгоценности на маме, которые словно упавшие звезды мерцают в темноте.

Водитель дергает ногой, намереваясь ударить по тормозам, но по ошибке жмет на газ. И вот Флора уже на улице и держит на руках отца. Чувствует, как жизнь перетекает из него в нее: мерцающий свет свечей, отраженный декой контрабаса, удар биты по мячу субботним утром, запах кукурузного хлеба из духовки воскресным днем. На короткий миг Флора видит взрывы в ночи, слышит запах пороха, страха и крови, замечает лицо капитана Жирара, освещенное пылающим в ночи пожаром. А потом снова мягкий свет, атласная кожа маминой шеи между ухом и ключицей, поцелуй и личико Флоры — сплошные карие глаза, розовые десны и пухлые щечки.