– И в этом ты поступил правильно, - отвечал ему отец Феодосий, - ведь ты действовал не по своей воле, а по воле Господа, он избрал тебя, чтоб ты вёл этих людей. Но ты не хотел в это поверить, Илья, и потому и проповедовал людям не верно, проповедовал слишком лёгкий путь к вере. Исключительно от невежества своего, ибо Бог иной раз избирает человека, но человек сам ещё долго не понимает, для чего Бог его избрал. Тебе не хватает мудрости духовных лиц, наставлений тех, кто служит Богу уже много лет.

– Наставь меня, владыка. Скажи, в чём моя ошибка?

– Ты учил людей, что царство Божье уже здесь, на земле, нужно только полюбить друг друга, проникнуться великой любовью. Но то была ошибка, ибо этого слишком мало. Если бы этого было достаточно, скажи, разве Христос погиб бы на кресте? Велика была его любовь к людям, но ещё больше была людская злоба, злоба властьимущих, что не желали его понимать. Твоя проповедь хороша в маленьких городах, в сёлах и горах. Но там, где большая власть, там и большая злоба, большая боль. Там люди настолько привыкли к насилию, настолько оторваны от других людей, что не испытывают к ним сострадания и не могут полюбить.

– И как же привести их в царствие Божье?

– Их не нужно привлекать в царствие Божье, их нужно привлекать только к вере в это царствие. Так, как это сделал Христос. Его смерть, его страдания были страданиями невиновного, были болью любящего, и эта боль обратила к нему даже самых сильных и самых властных. Они не научились великой любви, но научились сострадать тем, в ком есть великая любовь, и через это сострадание научились верить.

– Значит, владыка, чтобы сильнейшие мира сего пришли к вере, простые верующие должны страдать, как Христос, страдать показательно и ни за что?

– Это необходимо, - с грустью отвечал отец Феодосий, - чтобы и самые чёрствые души имели шанс на спасение.

– Но как я могу, и как кто-то другой может одновременно учить великой любви и заставлять страдать? Как можно причинять боль тем, кого любишь? Нет ли в этом противоречия, владыка?

Илья уже разгорячился и не на шутку забеспокоился. То, о чём он только смутно догадывался и боялся произнести вслух, теперь было произнесено.

– В этом нет противоречия, - отвечал священник, - если ты сам страдаешь ещё больше других. Если ты мучаешься и подвергаешься опасностям, если ты борешься против своей плоти, и люди видят это, они идут за тобой, как за примером. Когда Христос учил любви, за ним шли сотни людей, когда он погиб, за ним, страдающим и измученным пошли тысячи и десятки тысяч. Страданием спасаешь больше, чем любовью. Ты уже пошёл по этому пути, Илья, когда по совету Святогора истязал себя. Так и не останавливайся, следуй и впредь этой дорогой.

Услышанные от священника слова опечалили Илью и заставили его серьёзно задуматься. Долго он находился в таком тревожном раздумье, плохо спал, кусал губы в кровь и никак не хотел поверить словам отца Феодосия. Ни о чём другом Илья не хотел думать, и как бы и не замечал, как весна всё больше вступает в свои права. Почти не заметил, как однажды в Борский прибыли богатыри с Владимирской заставы. Они отправлялись в поход на Соловья-разбойника и просили помощи. Князь Глеб согласился им помочь и распорядился выделить из муромского ополчения две сотни бойцов для с борьбы с окаянными разбойниками.

Соловей-разбойник.

На Владимирской заставе тогда воеводой был старый богатырь - Потамий Хромой. Он был самого простого происхождения, из Людина конца Новгорода. Когда Новгород крестили, Потамий был ещё совсем молод. Крестился он не сразу, но затем примкнул к богатырям, стал сотником в дружине Василия Буслаева и однажды даже спас ему жизнь. За долгие 20 лет с тех пор судьба то поднимала его вверх, то снова сбрасывала вниз, то наделяла большой властью в Новгороде, то мотала по каким-нибудь далёким заставам. И так, пока не скончался богатырский воевода Святослав Вольга. Новым богатырским воеводой стал Микула Селянинович - человек, который в дружине Василия Буслаева не состоял. В силу этого многие богатыри и священники воспротивились воле князя и архиепископа, желая видеть на месте воеводы Потамия или какого другого старого богатыря. Именно поэтому новгородский князь Ярослав отослал Хромого с новгородский земли на Владимирскую заставу. Это было одновременно и ссылкой и почётом, поскольку Владимирская застава поначалу была личным владением Ярослава. И всё же теперь застава находилась на ростовской земле, которая с тех пор, как Ярослав ушёл из Ростова в Новгород, принадлежала его брату - Борису, внуку византийского императора, единоутробному брату Глеба. Таким образом в ссылке Потамия был и политический мотив.

Теперь до воеводы заставы дошёл слух, что Соловей-разбойник совсем распоясался, собрал из всякого сброда целую рать, объединил под своей властью простых разбойников, изгоев-чародеев и даже упырей и готовит теперь самое настоящее восстание против христианской веры на черниговской и муромской земле. Потамий не верил в то, что Соловей смог собрать какое-то войско, но, как и все богатыри, искренне ненавидел этого разбойника. Соловей начал свои грабежи больше 20-ти лет назад и тех пор оставался неуловимым. Но неуловим он был больше всего потому, что всегда имел лишь небольшой разбойничий отряд, который мог легко спрятаться. Их вождь имел много старых друзей в чародейском и языческом мире, которые его покрывали. Теперь же Соловей, видимо, возгордился своей неуловимостью, а слава о его бесчинствах сделала его настоящим антихристом, и теперь разбойник решил, видимо, начать блефовать, убеждая всех, что у него есть целое войско и будто бы он собирается поднять восстание. Потамий вызвал к себе молодого богатыря Семёна, дал ему три сотни витязей и отправил усмирять злодеев. Семён же не был так уверен в своих силах и, чтобы подстраховаться, отправился к князю Глебу в Борский просить у него помощи. Так дружина Семёна увеличилась до пяти сотен, к нему примкнули две сотни муромцев, возглавляемых боярином Хельги. Встретились они уже где-то в апреле, в это время разбойники разорили уже несколько сёл, и слух об этом разошёлся по всей окрестности. Хельги и Семён были совсем не похожи друг на друга. Один высокий, рыжеволосый голубоглазый скандинав, другой кареглазый, волосы тёмно-русые. Скандинавы все были высокие, но худощавые, Семён же был крепок телом, хоть и не высок.

– Ваш воевода действительно верит, что у этого пса есть какое-то войско?
– спрашивал в дороге весёлый Хельги.

– В это никто не верит, - отвечал хмурый Семён, - но от Соловья можно ожидать всё, что угодно, он же сын Вахрамея.

– Вахрамея нет уже 20 лет, а вы всё боитесь его.

– Ты даже не представляешь, какие тёмные силы были на службе у Вахрамея. Его союзником был сам Кощей Бессмертный.

– И где же теперь этот бессмертный?
– с улыбкой спрашивал Хельги.

– Убит богатырями, как и Вахрамей.