Было тепло, как летом, но не жарко. Душу наполняла тихая и светлая радость — за то, что мир так прекрасен, велик и богат чудесами. Между лесами были видны ухоженные сады, недавно убранные поля. На зелёных лугах паслись стада златорогих быков и оленей, табуны крылатых коней. В пастухах нетрудно было признать степняков и горцев, в садовниках — греков, венедов, индийцев...

— Видите? — насмешливо подмигнул Абарис. — Скажите своим грекам, что в блаженной Гиперборее тоже работать надо.

— Мы тут все — воины, мудрецы — по очереди работаем на земле. Полезно для здоровья, и не только телесного. А вообще здесь каждый занимается тем, что у него лучше выходит. Пётр, например, у нас лучший рыбак, — сказал Пифагор.

Аристей помахал рукой старому лысому греку, старательно подрезавшему виноградную лозу:

— Эй, Диоген! Поехали в Дом Солнца. Помнишь, сегодня будем решать насчёт стрелы Абариса.

— Успею ещё. Пусть мой грифон после охоты отдохнёт, — ответил грек, не отрываясь от работы.

— Скажи лучше — ждёшь Анахарсиса с пастбища. Выпьете, тогда можно и на собрание, — улыбнулся Аристей.

— Он трудится усерднее многих. Похоже, стыдится тех бездельников и попрошаек, что нынче зовут себя киниками [37] , — тихо сказал Пифагор.

— И напрасно. Истинные киники стремятся к простоте и бедности, а не к безделью и не идут к богачам в шуты и прихлебатели, — заметил Пётр.

Венедам всё это было не в новинку. Сам царь росов каждую весну первым начинал пахоту, если только не был в очередном походе.

— И какой лодырь придумал, что в раю всё само в рот падает! — воскликнул Ардагаст.

— Не лодырь, а несчастный раб или бедняк, не видевший в жизни ничего, кроме тяжкого труда, — мягко возразил Пётр.

— А всё-таки бывает, что и само падает. Вы, к примеру, поминаете нас блинами на Масленицу, а они — ну, то есть дух от них — сразу к нам на стол. Хорошие блины готовит твоя младшая царица, внучек, и кутью с мёдом тоже, — довольно разгладил бороду Властимир. — Ну что, поглядели на наш остров снизу? А сверху он ещё лучше. Летим!

Послушные кони поскакали быстрее, на бегу расправляя крылья, и наконец взмыли в воздух. Ардагаст, опытный наездник, держался в седле крепко, хотя в первое мгновение и перехватило дух так, что чуть не прижался к конской шее, будто испуганный мальчонка.

— Ничего, сынок, если и упадёшь, не разобьёшься. Ты ведь сейчас дух, — ободряюще заметил Зореслав.

Рядом Вышата спокойно правил крылатым конём. Волхву духовные полёты были не в диковинку. Зореслав и Вышата, отец и воспитатель, любовались тем, как хорошо владеет небесным скакуном Ардагаст, прежде не летавший. Отец царя росов был благодарен волхву, но втайне завидовал ему. Сам-то он мог приходить к своему сыну лишь призраком или незримым духом.

А внизу простиралась обширная и прекрасная страна. Она была прекрасна, как сон, но не казалась миражом, способным исчезнуть от порыва ветра. Синие озера таились в зелёной оправе лесов. Голубые ленты рек вились среди желтизны полей и зелени садов. Словно тучи по небу, брели по лугам большие стада. Будто жемчужины, разбросанные щедрым богачом, усеивали страну небольшие селения. Сверху можно было различить и белые мазанки под соломой, и рубленые избы, и дома из тёсаного камня, и вовсе невиданные строения, сложенные не то из стекла, не то из самоцветов и крытые золотом и серебром. От селения тянулись прямые мощёные дороги.

— Смотри, Ардагаст, смотри хорошенько! Всё тут есть, чем мир богат. Всё Даждьбог собрал. Всё, да не всё...

Зореславич пригляделся. Да, кое-чего не было. Ни крепостей, ни городков, вообще никаких защитных стен или валов. Только ограды от животных. Здесь не знали войн! А ещё не было межей, словно вся страна составляла поместье одного владельца.

— Кто живёт в этих домах из золота и самоцветов? Ваши знатные? — спросил Ардагаст.

— Это не самоцветы, а стекло. Гибкое, небьющееся — у смертных такого ещё нет. А у нас оно — только для общинных зданий. В них — храмы, библиотеки, залы для собраний, — ответил Пифагор.

— А знатные мы все. Все от Адама, по-вашему Сварога, — продолжил Пётр. — Ни царей, ни рабов у нас нет, а начальников мы выбираем. Работаем вместе. Добудем мало — делим поровну, много — даём кому сколько нужно. Кто хочет — работает в одиночку, но с общиной делится, а община — с ним.

— И при этом никто не ворует, не лодырничает, не норовит урвать побольше. Поистине, рассуждающие о порочности и греховности человека судят по себе! — с чувством произнёс Аристей.

— Всё как у нас, сииртя. Только не так холодно, а люди мудрее и живут богаче, — невозмутимо кивнул Абарис.