Борис любил побыть один. В выходной день он запирался у себя в комнате и выходил только чтобы пообедать. Отец задавался вопросами, что он делает все это время. Шел бы гулять с другими ребятами, как брат, который гонял мяч за окном со своими сверстниками. Но Борис читал заумные книги, писал что-то мелким почерком в тетрадь и все чаще смотрел на остальных людей прищуренным взглядом, в котором угадывалось то ли презрение, то ли задумчивая улыбка.

Однажды, в морозный зимний день, два брата все же собрались выйти погулять вместе. Дворовые парни отправлялись играть на речной лед, что было забавой опасной и тайной. Никто бы из родителей не согласился отпустить детей на реку, но в этом и состояла прелесть похода, что родители ни о чем не догадывались. Боре было тогда тринадцать, Олегу - шестнадцать лет. На льду неширокого русла проходил так называемый турнир, суть которого заключалась в том, кто быстрее перейдет на другой берег. Ребята один за другим проходили свои испытания, а паренек постарше подсчитывал время каждого и фиксировал в небольшом блокнотике. От ощущения опасности захватывало дух, и у любого прибегавшего обратно глаза горели от восторга и страха.

Настала очередь Бориса. Когда ему дали отмашку, он рванул с места и вскоре оказался на другом берегу реки.

– Нехило, - заметил тот, кто подсчитывал время по секундомеру, явно украденному из стола отца.

– Ничего, я побью твой рекорд!
– завопил другой парень, который собирался бежать следующим. Борис услышал его и засмеялся. Он поискал под сенью деревьев длинную отсыревшую от снега ветку, привязал к ней свой носовой платок и воткнул в снег точно флаг. Кому-то эта идея понравилась, кто-то, напротив, неодобрительно засвистел. А когда Борис стал возвращаться, улыбки в один миг сошли с лиц ребят. Они что-то увидели и принялись кричать наперебой Борису, чтобы он вернулся на берег. Они махали руками и показывали назад, но Борис не понимал, в чем дело. Он прошел треть расстояния и только теперь увидел, о чем его пытались предупредить. На середине реки лед треснул. Отчего это произошло, никто так и не понял. Быть может, слишком много людей уже испытало его сегодня на прочность. Или иная, никем так и не разгаданная причина омрачила этот солнечный зимний день, но стоило Боре сделать еще один шаг, как трещина стремительно стала расползаться в его сторону.

– Все на берег!
– орал самый старший из ребят, бросив в снег и блокнот, и секундомер.
– Уходите со льда!

Все ринулись на снег, но один не двинулся с места. Боря тем временем от страха принялся бежать, и под его ногами, точно под руководством невидимого смычка, разрасталась паутина трескающихся льдин. В сердце мальчика происходило нечто сродни этой катастрофе на реке. Было безумно страшно, и трепещущий ужас охватывал все его существо.

Олег бросился к брату, еще сильнее растревожив беспокойны лед. Под ногами Бориса льдины подтапливались водой, и один кусок все же треснул окончательно. Нога Бори ушла под воду на доли секунд, но тот успел рывком вытащить ее из темной пучины, отчаянно цепляясь за лед и карабкаясь вверх. Холодная вода обожгла голень, и парень упал на лед, больно ударившись лицом. Из носа потекла кровь. Боря отчаянно, с остервенением, на какое только была способна детская душа, взбирался по льду, пытаясь убежать от преследовавших его трещин. До берега осталось около двадцати метров. Тогда парень оттолкнулся и прыгнул, преодолев расползающуюся трещину, которая могла бы отрезать ему путь. Но он не угадал, и прыжок стал губительным для ледяного слоя. Он треснул прямо под Борей, и мальчик по пояс ушел в воду. Его руки все еще хватались за крошащийся лед, но сапоги и набухшая одежда тянули ко дну. Он собрал все силы, и ему удалось опереться локтями о льдину. Под водой он пытался скинуть ногами сапоги. Вдруг стало легче, - кто-то схватил его и принялся тянуть. Это был Олег. Лед продолжал крошиться под ними, а до берега было почти что рукой подать.

– Беги!
– приказал Олег, толкая брата к берегу. Но лед окончательно просел под ними, и теперь в воде оказались оба. Река встретила их таким холодом, что казалось, сердце не выдержит этого и остановится. Ребята на берегу в ужасе и оцепенении смотрели на двух братьев, что бились в небольшой проруби, окруженной островками льдин. Эти юные зрители не были бессердечными, они просто не могли им помочь и не хотели умирать сами. Оторопь взяла всех, кто стоял на берегу.

Помощь появилась неожиданно. Со стороны леса к реке вышли двое мужчин, по виду бывалые охотники, с ружьями наперевес. Один с пышной густой бородой, другой, напротив, гладко выбритый и весьма юный по сравнению со спутником. Охотники весело смеялись и явно не предполагали увидеть то, что творилось сейчас на воде. Когда же жуткая картина безысходности открылась им в полной мере, они оба, не раздумывая, стремительно ринулись вниз к берегу.

– Рассеки лед!
– крикнул бородатый, и его спутник, достав из вещевого мешка что-то похожее на небольшой топорик для рубки мяса, стал ударять по кромке льда у берега. Бородатый еще скидывал куртку, но тот, что рассекал лед, уже бесстрашно двинулся по водной тропе.

– Куда ты в одежде?
– закричал ему в след товарищ, но парень лишь махнул рукой. Он шел по дну и с трудом преодолевал сопротивление воды. Одежда разом набухла и только тормозила все движения.

Олег видел, как охотник направляется к ним с братом и словно понял его. С силой, какая только осталась в его замерзающем теле, Олег толкнул мальчика к берегу. Охотник успел вовремя. Он ухватил Борю за рукав куртки и выловил его захлебывающееся тело. Для этого охотнику пришлось зайти в воду почти по грудь. Сзади уже стоял другой охотник и взял мальчика на себя. Он несколько раз падал в воду от тяжести одежды и мальчика на его руках. Все же ему удалось выбраться, и, едва ступив на берег, он упал лицом в снег, наслаждаясь секундным покоем и тем, как кровь приливает к напряженным мышцам.

А безбородый уже бросился к Олегу. Мальчик почти полностью был под водой, лишь иногда наружу с плеском выглядывали кисти синюшных рук. Охотнику пришлось зайти еще глубже, так что вода касалась шеи. Двигаться было невозможно, а еще течение норовило подхватить и отнести его на середину реки. Наугад он шарил в реке и, наконец, ухватил часть куртки Олега. Зажав покрепче синтепоновый клочок в отмерзнувшем напрочь кулаке, он сделал мощный рывок ногами, оттолкнулся от дна и смог на некоторое расстояние приблизиться к берегу. Дальше идти было проще. Вскоре на берегу лежало два тела, и потрясенные ребята сгрудились вокруг них. Бородатый уже давал распоряжения. Кто-то разводил костер из наспех отломанных веток деревьев, кто-то доставал теплые вещи из сумок охотников.

– Водить машину умеешь?
– спросил бородатый у самого старшего парня, которому было всего семнадцать лет, и тот кивнул, судорожно тряся нижней челюстью.

– Пулей на дорогу, приезжай сюда и прогрей как следует, - сказал он и отдал ключи от автомобиля. Через десять минут все было сделано. Другой тем временем занимался детьми. Борис дрожал так, что клацанье его зубов было слышно даже несмотря на звучащий мотор машины неподалеку. А вот с Олегом дела обстояли гораздо хуже. Безбородый уже понял это, когда нес его к берегу, но вслух ничего не сказал. Не посмел. Пока Боря снимал сырую одежду, ему дали большой свитер одного из охотников и посадили в машину. Мужчины же пытались привести в чувство Олега. Ни пульса, ни дыхания у мальчика не обнаружили. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца также ни к чему не привели, хоть охотники не сдавались около получаса.

– Все, - выдохнул безбородый и откинулся на снег. Результата не было. Руки онемели. Охотник устал и промерз до костей, как впрочем, и его друг.

– Слишком холодно для ребенка, - пробормотал второй, словно пытаясь объяснить кому-то - кому?
– что его вины здесь нет.

– И слишком долго, - добавил его спутник. Сидящий в машине Боря еще ничего не знал.

Освальду позвонили уже из больницы и сообщили обо всем. Тех двух охотников, что пытались помочь его сыновьям, он так и не встретил. Отдав детей врачам, они уехали, не раскрывая своих имен. Тело Олега разрешили забрать из морга после вскрытия, и отец и сын ехали в молчании домой. Освальда тогда удивило поведение Бориса. Он никак не выдавал свою скорбь по брату, если она вообще была, в чем отец мальчика сильно сомневался.