Шрифт:
И эти стихи помню с давних пор. И повторяю их — как впервые читаю, всякий раз перехватывает горло…
Есть финское слово «runo», означает оно «стих» и «песнь», что, в сущности, одно и то же, и должно совпадать, как испокон веку слова «поэт» и «певец» совпадали и были взаимозаменяемы (это сейчас они порой разбегаются в разные стороны). И оказывается, как мне объясняли финны на одной встрече в Хельсинки, по-древнескандинавски «runa» значило — «тайна»… Таким образом, «стих — песня — тайна» едины и неразделимы: и совпадение это — многозначительно…
Песнь, тайна Марии Сергеевны Петровых осталась с нами, и нам — внимать ей, постигать ее снова и снова и не расставаться с нею…
В. Купченко. М. С. Петровых в Коктебеле
В обители Максимилиана Волошина Мария Сергеевна была в 1930 году. Жила в поселке, но часто бывала в Доме поэта. Сохранились фотографии, где она снята вместе с хозяевами и их гостями: филологом М. С. Альтманом, поэтом А. В. Минихом (Масловым), композитором А. А. Шеншиным, художницей Е. Н. Ребиковой. Времяпровождение ее, по-видимому, не отличалось от других: купанье, прогулки, чтение книг из волошинской библиотеки. Всего один летний месяц! А затем, после отъезда, начинается преображение Коктебеля — и творческий заряд, полученный там, действует несколько лет…
17 марта 1931 года, извиняясь за долгое молчание, Петровых пишет Волошину:
Жалуясь на душевыматывающую службу «в редакции одной паршивенькой газетки», Мария Сергеевна дает обет: «Как бы то ни было, я непременно буду на родине стихов — в Коктебеле».
Продолжались и человеческие коктебельские связи: Петровых виделась с Е. Н. Ребиковой, познакомилась с поэтессой Р. М. Гинцбург. В июне, находясь в доме отдыха в Сестрорецке, она пишет: «Здесь очень красиво: песок и сосны. И море, — которое заставляет еще горячее тосковать о Черном». Спрашивая М. С. Волошину о возможности своего приезда в августе, поэтесса снова готова квартировать в поселке:
Недостаток средств помешал поездке. «Ужасно горько. Если б Вы знали, как я тоскую о Вас и о Коктебеле, — пишет Мария Сергеевна Волошину 30 сентября. — Всю зиму мечтала о нем, прекрасном»… Увидев у Р. М. Гинцбург портрет Волошина, купленный у фотографа в Коктебеле, Петровых собирается переснять его для себя. И, как «фактическое доказательство» своей тоски о Коктебеле, посылает маленькую поэму «Карадаг»…
Летом 1932 года мечта о поездке на юг вновь оживает. «Мне пришлось пережить трудную зиму, — пишет поэтесса Волошиным 20 июля. — Трудную и душевно, и телесно — я почти все время болела. Теперь я здорова, чувствую себя хорошо и очень хочу к вам, мои дорогие». В это время Мария Сергеевна живет в Саввинской слободе под Звенигородом, — и здесь, среди среднерусской природы, пишет стихи о Киммерии. «Акварели Волошина» датированы одиннадцатым августа: в этот день и в эти часы в Коктебеле скончался Максимилиан Александрович. Другое стихотворение — клятва верности Коктебелю! — называется «Перед смертью» — и, по-видимому, также написано до того, как Петровых получила горестную весть…
Уже из Москвы она пишет М. С. Волошиной горячие слова утешения.
В начале 1933 года Мария Сергеевна повидалась с Марией Степановной в Москве — но недолго. И 6 мая писала ей:
В дальнейшем М. С. Петровых вспоминала Коктебель еще в нескольких стихотворениях: «Мне вспоминается Бахчисарай…», «Нет, не поеду я туда…», начало поэмы «Адорай». Во всех этих стихах Коктебель предстает как «адо-рай», смешение ада и рая. Объясняя происхождение «окаменелого костра» древнего вулканического массива Кара-Даг, поэтесса творит легенду о мятежном серафиме-богоборце. В морской пучине ей чудится «рьявол» — рьяный дьявол, повелитель водных стихий (стихотворение «Рьявол» 1931 года). И в то же время Коктебель — край вдохновенного покоя и гармонии, «пленительная земля», которую невозможно забыть…