– И каковы твои планы теперь? – откинувшись на спинку диванчика, Люся сложила руки на груди, взирая на меня заботливо и задумчиво.

Я, мягко улыбнувшись, пожала плечами:

– Все те же, что и были.

Разочарование в одном конкретном человеке и боль, которую все равно не позволяю себе испытывать, не повод бросать перспективы, четко вырисовывающиеся и манящие. По крайней мере, без борьбы за то, чтоб обелить себя. В своих глазах и в чужих.

Еще минуты две, в течение которых мы обе занимались тем, что пили кофе, уже ставший теплым и терпким. Люся поглядывала на меня с каким-то вызовом в глазах и, наконец, выдала:

– На новый год мы тебя ждем.

– Билеты я взяла, но не уверена, получится ли…

– Получится. На этот раз у нас с Русиком останешься. Отдохнешь от Москвы, подумаешь. Кстати, в Менделеевске тоже вполне прилично можно тебе устроиться. Первое время вон у нас можешь пожить, а потом снимешь квартиру. Мама будет очень рада, если ты вернешься. Я вообще не понимаю, как ты так долго здесь продержалась. Столько лет, считай вечность. Мне уже через неделю сбежать захотелось…

– Ну, я не ты.

– А женихи у нас все лучше, чем здешние мужики, Ариш, - мрачно закончила сестра, выгнула бровь. – Если, конечно, тебе не биг босс нужен.

Я усмехнулась:

– Не биг босс, не волнуйся. Вообще никто. Мне и привычней, и спокойней одной. Во-первых. А во-вторых, я не во вкусе большинства мужчин, частенько их насквозь вижу.

Оплошала только с одним…

Людмила нарочито приоткрыла рот, округлила глаза:

– И это говорит та, в которую все пацаны из класса были влюблены? Аришка-а-а…

Ее настроение снова изменилось, будто флюгер повернул в сторону энтузиазма и воодушевления – обычно для Люси. Слова полились потоком, натыкаясь друг на друга:

– Даже мой Руслан сначала за тобой таскался. А Сашка Копытов? Тот тебе стихи писал, его еще Пушкиным задразнили. А он так смешно дулся, а потом в драку лез. Ну? Вспомни!

– Люся, и им, и мне тогда шестнадцать было, все совсем иначе вопри…

– Да ерунду не говори! Ты все такая же обалденная! Глазищи зеленые. И лицо типа «Я такая аристократическая, хрупкая барышня». И волосы… Все девчонки тебе завидовали. Включая и меня.

Она подмигнула мне, подавшись вперед, поставила локти на столешницу и заговорщически произнесла:

– А твой роман с Мишкой Звягиным? О нем помнят до сих пор.

Ну разумеется, она не могла об этом не упомянуть, почему-то решив, что это меня ободрит.

– Миша вообще мой рыцарь на белом коне, где я еще найду такого? – мне удалось непринужденно рассмеяться. – Дотащил на себе до дому, когда я ногу сломала, носил учебники, решал контрольные, водил в кино. Ну как в такого не влюбиться?

– Вот то-то же. Так что старой девой тебе не светит остаться. И не спорь. Влюбишься еще раз, никуда не денешься.

Я, смеясь, все еще удерживая ту ноту веселья, которую взяла Люся, отрицательно помотала головой: едва ли на свете найдется мужчина, обладающий должным количеством положительных качеств, будучи при этом еще и хорош собой.

И если вспоминать мою историю с Мишей, то как еще одно подтверждение тому, какая же пропасть существует между беззаботно-мечтательным детством и практично-обыкновенной зрелостью. Парадокс: еще лет десять назад все казалось таким понятным. Поступки, продиктованные интуицией, отданные под контроль только сердцу… Или, возможно, сам мальчик казался таким… правильно-идеальным. Бесхитростно и очень просто: он и я, прогулки до последних минут комендантского часа, записки наивного содержания, первые шаги к взрослению, делавшиеся робко, но с любопытством. Нет, не любовь. Что-то больше похожее на сплав нежной дружбы-взаимопонимания, страстной привязанности, окрыляющего доверия. А теперь мы с ним два хороших друга, когда-то бывших близкими (он в Омске, я в Москве), осторожно и вяло общающихся три раза в год – на дни рождения и новый год.

Что-то ушло. И мы, повзрослев, изменились. Но, очень может быть, только тогда и только это чувство было настоящим.

– Ты ну очень хорошенькая… Только тебе бы… - Допивая кофе, сестра что-то прикидывала в уме, цепким взглядом осматривала прическу, блузку в узкую вертикальную черную и белую полоску, макияж.

С улыбкой я предупредила ее:

– Люсь, я придерживаюсь строгого дресс-кода, поэтому не стоит даже мысленно примерять на меня розовую или голубую гамму и подбирать тени для век.

– Что? Даже на цвет волос дресс-кода придерживаешься? И на прическу? Да потому что, Арин, пучок? Ну, блин, только училки древние с пучками ходят. Можно добавить чуть живости и свежести. Пучок к черту убираем, а цвет… Тебе бы очень пошел какой-нибудь мерцающий медный. Твой Дима бы слюни пускал и локти кусал. И материл бы сам себя за то, что такой остолоп, ты во сто крат лучше этой его фифы, - презрительно наморщила нос.

– Успокойся, ты необъективна, - с нажимом в голосе ответила я, нервно звякнула ложкой, опуская ее на блюдце. – Давай еще пару минут посидим и разойдемся.