Итак, побывал на моем тренинге, достал мою анкету, личное дело. Смотрит отчеты супервайзеров и дистрибьюторов по предновогодней акции, моей первой акции. Пусть Артем Кожухов и взял тут шефство надо мной, семьдесят процентов работы я сделала сама. Могла и больше, и лучше, но не хватало опыта… И да, стоит признать, что в период подготовки промоутеров к «декабрьской атаке», голова моя лишь наполовину была в работе.

Конечно, он в курсе этого.

Так для чего ему заводить этот разговор? Чего он добивается? При том, что сам видел, чего стою я и моя работа…

Бесчестно оказывать на человека психологическое давление. Его территория, его правила – он руководитель такого типа?

– Мне нравится работать у вас. Интересные люди, интересная должность и обязанности.
– Такие плоские, затасканные фразы, никак не передающие вкладываемый мною смысл. Эта работа как глоток вдохновения, сделанный одновременно с шагом куда-то к новому…

Я сглотнула, заставила себя расцепить холодные пальцы, положить руки на столешницу приставки перед собой, повернуть их ладонями вверх: открыта, мне нечего скрывать.

– Многому пришлось научиться… - Собралась продолжить мысль, но сделала промах – посмотрела в глаза своего начальника.

Такие же любопытные, яркие, как у брата… Какой человек скрывается за всем этим фасадом жестко играющего босса, за внешностью, вполне обычной? Невнимателен к себе, не имеет вкуса, не умеет поддержать порядок, вероятно, имеет привычку хвататься за десять дел одновременно…

Молчит, рассматривает меня, чего-то ожидает, добивается какой-то реакции. Манипулятор?

– Да, - он в конце концов разорвал кокон молчания, давившего на барабанные перепонки. – Я тут ознакомился с вашим резюме. Данная работа совершенно новая для вас. Тем неожиданней увидеть вас на данном месте, на него обычно берутся весьма и весьма опытные люди.

То есть я в графе «Сотрудник, взятый за красивые глаза». А графы «Новичок с отчаянным желанием научиться» для Савельева, видимо, нет.

Жестоко.

Не выдержав пристального взгляда, в котором промелькнула ирония, я опустила голову. Возразить? Сказать, что опыт – нечто благоприобретенное, а не врожденное, и его отсутствие не является недостатком человека, желающего учиться? Зачем? Уже успела понять, что «Мэнпауэр» едва ли может себе позволить роскошь возиться с персоналом, обучая его тонкостям. Не на данном этапе своего существования.

Мне просто повезло с Артемом, потратившим неделю, чтобы хоть немного подковать меня.

– Однако, - Савельев зашевелился, кашлянул. Я подняла голову, встретилась с его взглядом, мгновение мы смотрели друг на друга, он – испытующе, я – с ложным равнодушием. – Однако первая же акция, проведенная вами под руководством Кожухова, показала, что вы и грамотны, и умны, и схватываете на лету. Кожухов о вас именно так отозвался.

Нет, не хвалит меня… Приводит чужие слова, вкладывая сюда какой-то подтекст.

Горький ледяной ком желчи, засевший в моих внутренностях, подкатился к горлу. Серые глаза Вадима теперь глядели строго, с подозрительностью. Редкий случай - их обладатель едва ли когда-нибудь скроет свои мысли.

– Поэтому у меня лично возник вопрос. Либо вы действительно так хороши и невероятно талантливы в своей работе, либо невероятно талантливы в обольщении мужчин. Что скажете?

Что скажу?... Крайняя точка унижения. Последствия того, насколько легкомысленно полагаться на ситуацию и человека. Нужно было уволиться еще в тот день, когда осознала: прессинг сплетен и злоязычия заслужен. Но я осталась…

– Ничего не скажу, - холодно и отстраненно ответила я. Чувствовала, будто и тело, и эмоции мои онемели. Чувствовала… Нет, больше ничего не чувствовала.

Сохранить лицо, быть вежливой. Потом – уйти из этого кабинета и где-то, подальше ото всех глаз, от касания чужих оценок и мыслей, сделать вдох, затем выдох...

– Я предоставлю решить этот вопрос вам. Как моему начальнику. – Мой голос звучал словно чужой, отдавал металлическим звоном.

– Хорошо, - он продолжил бесстрастно изучать мое лицо, бросил взгляд на мои пальцы, лежащие на столешнице.

Я омертвела так, что не ощущала их.

Еще один раунд молчания – и только громкий стук сердца, отдававшийся в моих ушах.

Сохранить достоинство, оставаться любезной. Так, будто его строгий суд и выводы не относятся ко мне.

Он имеет право такое думать, и похвально, что говорит прямо, без обиняков. Правдив и открыт…

Но, черт побери, как же это больно.

– У вас еще месяц испытательного срока. Так что, да, обязательно сам решу этот вопрос и поставлю вас в известность. Полагаю, мы поладили? Так, Арина Витальевна?