Шрифт:
— Вот Дитя Реки, Воган! — воскликнула она. — А ты — дождь. А я — мать, и во мне тьма.
Взглянув поверх ее плеча, Ворон увидел, что остальные услышали ее слова. Один за другим они останавливались и поднимали глаза вверх.
— Что ж, привет тебе, — сказал Ворон. — Возвращайся к себе в луга, Дитя Реки. Отведи его домой, Птица-Девушка.
Бьерд повернулся личиком к Ворону и завопил:
— Не ешь меня, мама!
Эльфави наклонилась и обняла сына.
— Нет, — приглушенно забормотала она, — о нет, нет, нет. Ты придешь ко мне, обязательно придешь. Разве ты не помнишь? Я лежала в земле, на меня падал дождь, и там, где я лежала, было темно. Идем со мной, Дитя Реки.
Бьерд вскрикнул и попытался высвободиться, но мать тащила его к Ворону. Из стоявшей внизу толпы раздался чей-то низкий голос:
— И земля пила дождь, и земля была дождем, и Мать была Дитя и несла Инис на руках.
— Эх, колокольчики-бубенчики! — пробормотал Коре. Его неуклюжая фигура подалась вперед, заслоняя командира от толпы. — Похоже, сорвалось.
— Боюсь, да, — согласился Ворон.
Ддуид вскочил на нижнюю ступень амфитеатра. Его голос рокотал, как призывная труба:
— Они спустились с неба и изнасиловали Мать! Слышите, как плачут листья?
— Что это? — Тольтека изумленно разглядывал гвидионцев, столпившихся на площади, казавшейся в лунном свете серой. — О чем это они? Это кошмар, это бессмысленно!
— В любом кошмаре есть смысл, — ответил Ворон. — В них проснулось желание убивать, и оно ищет объект, который нужно уничтожить. Похоже, они его нашли.
— Корабль, что ли? — Коре вскинул пистолет.
— Да, — ответил Ворон. — Дождь — это символ оплодотворения. Что, по-вашему, должен символизировать опустившийся на вашу родную почву звездолет, из которого вышел экипаж? Что бы вы сделали с человеком, который изнасиловал вашу мать?
— Мне бы не хотелось стрелять в этих несчастных безоружных ублюдков, — сказал Коре, — но...
Ворон ощерился, как зверь:
— Если выстрелишь, я убью тебя собственными руками!
Он взял себя в руки и вытащил из кармана миниатюрную рацию.
— Я велел Утиэлю взлетать через тридцать часов после моего ухода, но это слишком долго. Я предостерегу его немедленно. Они не должны найти звездолета, когда придут его штурмовать. А потом посмотрим, удастся ли нам спасти наши шкуры.
Между тем Эльфави уже поднялась по ступеням и подошла к Ворону. Она бросила Бьерда к его ногам — мальчик всхлипывал от страха: он был еще не сведущ в мифологии и не мог найти объяснения тому, что ощущал. Расширенными глазами Эльфави вгляделась в Ворона.
— Я тебя знаю, — прошептала она. — Ты когда-то сидел на моей могиле и не давал мне спать.
Он включил рацию и поднес к губам. Эльфави вонзила ногти ему в руку, и пальцы рефлекторно разжались. Она схватила коробочку и отбросила в сторону — он не ожидал от женщины такого далекого броска.
— Нет! — завизжала она. — Не оставляй во мне тьму, Воган! Ты уже однажды пробудил меня!
— Я ее достану, — сказал Коре и двинулся вперед.
Когда он проходил мимо Эльфави, она выхватила из ножен у него на поясе нож и вонзила ему между ребер. В ярком лунном свете было видно, как ошеломленный Коре рухнул на четвереньки.
Когда стоящие внизу увидели, что произошло, из толпы раздался жуткий вой. Шаркая ногами, Дауид подошел к рации, оглядел ее со всех сторон и бросил в толпу. Она поглотила коробочку, как водоворот.
Ворон склонился над Корсом и бережно приподнял его голову в островерхом шлеме. На губах солдата пузырилась кровавая пена.
— Уходи, командир. Я их задержу. — Он дрожащей рукой схватил пистолет и попытался прицелиться.
— Нет. — Ворон выхватил у него оружие. — Мы сами к ним пришли.
— Конские яйца... — сказал Коре и умер.
Ворон выпрямился. Он отдал Тольтеке пистолет и кинжал, который вынул из трупа. Поколебавшись минуту, он отдал также все свое оружие.
— Двигай, — сказал он. — Тебе нужно добраться до корабля раньше их.
— Иди ты! — вскричал Тольтека. — Я останусь...
— Я знаю приемы рукопашного боя, — сказал Ворон. — Я сумею задержать их гораздо дольше, чем ты, писарь.
На минуту он задумался. Рядом с ним стояла на коленях Эльфа- ви. Она судорожно сжимала его руку. У ее ног дрожал Бьерд.
— Заруби себе на носу, — сказал Ворон, — что для лохланца главное — долг.
Он подтолкнул Тольтеку в спину. Нуэвамериканец глубоко втянул воздух и побежал.
— О, олень на краю пропасти! — радостно воскликнул Дауид. — Его пронзили стрелы солнца! — И он стремглав кинулся вслед за Тольтекой. Ворон оставил Эльфави, шагнул наперерез ее отцу и дал ему подножку. Дауид скатился по зеленым ступеням вниз, в вопящую толпу. Его тут же растерзали на куски.
Ворон возвратился к Эльфави. Она по-прежнему стояла на коленях, прижимая к себе сына, и нежно улыбалась. Никогда в жизни ему не приходилось видеть ничего трогательнее этой улыбки.