Сейчас было хуже. Прежде ее утешала мысль, что Вселенная действует непреднамеренно. Все те ужасы порождались случайным совпадением бессмысленных сил. С гибелью «Арбогаста» иное. Тут действовала нечеловеческая воля. Это было все равно, что взглянуть в лицо Богу и не увидеть в нем жалости.

Дрожащей рукой она вытащила терминал. Арджуна ответил почти сразу. По сжатым губам и особой мягкости взгляда она поняла, что муж уже видел какую-то версию случившегося. И думал не о судьбах человечества, а о ней. Авасарала попыталась улыбнуться, но это оказалось последней каплей. По щекам покатились слезы. Арджуна тихо вздохнул и опустил взгляд.

— Я тебя очень люблю, — сказала Авасарала. — Зная тебя, я могу вынести невыносимое.

Муж улыбнулся. Морщинки были ему к лицу. С возрастом он стал красивее. Словно круглолицый, до смешного серьезный паренек, пробиравшийся ночью к ее окну, чтобы почитать стихи, только готовился стать таким.

— Я тебя люблю. Я всегда тебя любил и, если у нас будет следующая жизнь, стану любить тебя и тогда.

Авасарала коротко всхлипнула, утерла слезы и кивнула:

— Тогда все хорошо.

— И снова за работу?

— Снова за работу. Вернусь, наверное, поздно.

— Я буду дома. Можешь меня разбудить.

Минуту они помолчали, потом Авасарала прервала связь. Адмирал Соутер молчал. Эрринрайт не вызывал. Мысль металась, как терьер, облаивающий грузовик. Она встала и вынудила себя передвигать ноги. Простое физическое усилие как будто прочистило голову. Маленький электрокар готов был отвезти ее к кабинету, но она пошла пешком и, пока добралась, почти успокоилась.

Бобби, ссутулившись, сидела за столом. Рядом с этой горой женского тела мебель казалась позаимствованной из детсада. Сорен куда-то ушел, и это было хорошо. Военному делу его не обучали.

— Итак, предположим, вы окопались перед лицом серьезной угрозы, — начала Авасарала, присев за стол Сорена. — Скажем, вы на Луне, а некая третья сила швырнула в вас комету. Массивная атака, понимаете?

Бобби взглянула на нее сперва с недоумением, но потом, пожав плечами, поддержала игру:

— Предположим.

— Какая причина заставит вас выбрать именно этот момент, чтобы ввязаться в драку с соседом? Вы потеряли голову от страха? Или подозреваете, что комету швырнул тот мерзавец? Или это просто глупость?

— Речь о Венере и боях в системе Юпитера, — поняла Бобби.

— Метафора охренеть какая прозрачная, — признала Авасарала. — Так в чем причина?

Бобби качнулась на стуле. Пластиковые ножки под ней заскрипели. Десантница сощурила глаза, открыла рот, закрыла, нахмурилась и все-таки заговорила:

— Я собираю силы. Если я истрачу все резервы на отражение кометы, то, как только угроза минует, я проиграла. Сосед застанет меня без штанов. Бах! А если я сперва напинаю ему задницу, то, когда все кончится, победа за мной.

— Но если бы вы объединились…

— Для этого соседу надо доверять, — покачала головой Бобби.

— Вам обоим на головы падает миллион тонн льда. Почему бы не довериться ближнему?

— Зависит от обстоятельств. А если он землянин? — сказала Бобби. — В системе три основные военные силы, плюс сколько-то могут собрать астеры. За трехсторонним противостоянием долгая история. Кто-то хочет иметь на руках все козыри к тому времени, когда наконец случится то, что готовится на Венере.

— И если обе стороны — Земля и Марс — рассуждают так же, мы потратим все силы на подготовку к следующей войне.

— Угу, — согласилась Бобби, — и вместе проиграем эту.

Пракс находился в своей каюте. Он знал, что для корабля это большое помещение. Можно даже сказать, просторное. Но все жилье здесь было меньше его спальни на Ганимеде. Он сидел на гелевом матрасе, прижатый к нему гравитацией ускорения, от которой руки и ноги казались слишком тяжелыми, и размышлял, не могла ли внезапная перегрузка — а особенно постоянные перемены силы тяжести, неизбежные в космическом перелете, — запустить некий эволюционный механизм восстановления душевного и физического здоровья. Сила, прижимавшая его к постели или к полу, так напоминала обычную усталость, что легко верилось: стоит хорошенько выспаться — и все пройдет, все наладится.

— Вероятно, твоя дочь погибла, — произнес он вслух и выждал, наблюдая за реакцией тела. — Мэй, вероятно, мертва.

На этот раз он не разрыдался: прогресс.

Ганимед остался в полутора сутках пути, и его уже не было видно невооруженным глазом. Юпитер, отражавший свет Солнца, походившего отсюда на очень яркую звезду, превратился в смутный диск, цветом и формой похожий на розовый ноготок. Рассудком Пракс сознавал, что падает к Солнцу, от системы Юпитера к Поясу. Через неделю светило вырастет вдвое против теперешнего, хотя все равно останется крошечным. Перед огромностью этих расстояний, непостижимых человеческим опытом, все выглядело незначительным. Никуда не денешься: его не было рядом, когда Бог творил горы — на Земле, на Ганимеде и еще дальше и темноте. Пракс сидел в металлокерамической коробочке, которая обменивала материю на энергию, чтобы перебросить полдюжины приматов через вакуум, превосходящий по объему миллионы океанов. В сравнении с этим могло ли что-то быть важным?