— И что вы сделаете? — вымученно усмехнулся Сорен. — Хотите меня поколотить?

— Нет, конечно, — ответила Бобби, — я, мальчик, на тебя нажалуюсь!

Холден смотрел, как вздрагивает свернувшийся у переборки монстр. На видео тело выглядело маленьким, размытым и зернистым. Холден сосредоточился на собственном дыхании. Медленный длинный вдох, до отказа наполняющий легкие. Длинный медленный выдох. Пауза. Только бы не обосраться перед всей командой.

— Ну, — сказал через минуту Алекс, — это проблема.

Он еще шутил. Еще шутил! В другой раз Холден посмеялся бы над его тягучим выговором и над издевательской очевидностью сказанного. Алекс обладал сухим, ненавязчивым чувством юмора.

Сейчас Холдену пришлось сжать кулаки, чтобы не придушить шутника.

«Я схожу вниз» Амоса прозвучало одновременно с «я — наверх» Наоми.

— Алекс, — проговорил Холден, изображая спокойствие, — в каком состоянии грузовой отсек?

Пилот дважды стукнул по терминалу.

— Герметичен, кэп. Нулевая утечка.

Хорошо. Как ни ужасала его протомолекула, Холден знал, что она не всесильна. Если ни одна молекула кислорода не вытекает через шлюз, значит и вирус внутрь не проникнет. И все же…

— Алекс, продуй кислородом, — приказал он. — Как можно сильнее, лишь бы корабль не лопнул.

Протомолекула была анаэробным организмом. Раз уж она проникла на корабль, Холден решил создать ей по возможности враждебную среду.

— И поднимайся в кабину, — продолжал он. — Загерметизируйся внутри. Если что-то прорвется на корабль, я хочу, чтобы ты держал палец на кнопке разгона реактора.

Алекс, нахмурившись, поскреб жидкую шевелюру.

— Не слишком ли?..

Холден сгреб его за плечо. Алекс округлил глаза, невольно вскинул руки: «Сдаюсь». Рядом взволнованно моргал опешивший ботаник. Да, не лучший способ внушить людям уверенность. В другой раз Холден подумал бы над этим.

— Алекс, — процедил он, дрожа сам и встряхивая за плечо пилота, — я могу рассчитывать, что ты распылишь корабль, если эта дрянь прорвется? Если нет, я сниму тебя с дежурства и помещу под домашний арест.

Алекс, к его удивлению, не рассердился, а успокаивающе похлопал Холдена по руке. Лицо его было серьезно, но взгляд оставался добрым.

— Загерметизироваться в кабине и приготовиться к уничтожению корабля, — повторил он. — Есть, сэр. Как насчет сигнала к отбою?

— Только по прямому приказу от меня или от Наоми, — ответил Холден, скрывая вздох облегчения.

Ему не пришлось говорить: «Если оно прорвется сюда и убьет нас, тебе лучше будет взорвать себя вместе с кораблем». Он отпустил Алекса, и тот отступил на шаг, озабоченно морща смуглое лицо. Паника грозила захлестнуть Холдена при малейшем признаке сочувствия, поэтому он громко сказал:

— Выполняй, Алекс. Немедленно.

Алекс коротко кивнул, хотел было еще что-то сказать, но развернулся на каблуках и зашагал к трапу в кабину. Через несколько минут по тому же трапу спустилась Наоми, и почти сразу снизу вынырнул Амос.

Наоми заговорила первая:

— Что станем делать?

Они долго были близки, поэтому Холден сразу распознал страх в ее голосе.

Он переждал еще два долгих вдоха и выдоха.

— Мы с Амосом посмотрим, нельзя ли выставить гостя за дверь. Ты нам откроешь.

Амос задумчиво рассматривал капитана.

— И как же нам «выставить» его за дверь, кэп?

— Ну, — ответил Холден, — я подумывал вышибить из него все дерьмо пулями, а что останется, сжечь огнеметом. Так что берем снаряжение.

Алекс кивнул.

— Черт, из меня вроде как тоже дерьмо вышибло.

Холден не страдал клаустрофобией. Клаустрофобия не свойственна людям, избравшим профессией долгие космические перелеты. Даже если больному удавалось протащить свою фобию через психологические профили и симуляторы, одного полета хватало, чтобы отделить тех, кто способен перенести долгое заключение в замкнутом пространстве, от тех, кто начинал психовать и возвращался домой на седативных препаратах.

В бытность младшим лейтенантом Холден проводил целые дни в корабле-разведчике, таком тесном, что в нем буквально не хватало места нагнуться, чтобы почесать себе пятку. Он умел пробираться между наружной и внутренней обшивкой военных кораблей. Ему доводилось по три недели лежать в амортизаторе во время перелетов на высокой тяге от Луны до Сатурна. Ему никогда не снилось, что его пытаются задавить или сжечь заживо.

Впервые за полтора десятилетия работы в космосе корабль показался ему слишком тесным. Пугала не просто ограниченность пространства — а безвыходность. Он чувствовал себя зверем в капкане.