– Наверно, те, кто ушёл из города уже добрались?

Тот пожал плечами.

– Не только, вроде того, добрались, - встрял водитель, глядя на пассажиров в своё зеркальце, - некоторые даже, вроде того, вернулись.

– Как некоторые вернулись?

– Ну те, кто, вроде того, уцелел.

"Значит, открыли стрельбу, - догадался мэр, хмыкнув своим мыслям.
– Конечно, у них же приказ".

– Знаешь, такого?

– Вроде того. Сосед с час назад прибежал.

– Вези к нему.

Сосед сидел в палисаднике прямо на земле, уставившись в одну точку. Из простреленной руки, кое-как перевязанной разорванной рубашкой, сочилась кровь. Мэр тронул его за плечо, тот вскрикнул, подняв искажённое болью лицо.

– Да их за такое под трибунал мало!
– вскипел мэр.
– Устроили бойню?

Вернувшийся из тундры кивнул.

– А переговоры были?

Снова последовал кивок.

– Ты, вроде того, расскажи, как было, - наклонился водитель.
– Вроде того, как мне, так и сейчас.

Вернувшийся свидетель заговорил. Сбивчиво, еле двигая губами, будто рот у него был забит песком.

– Мы подошли как люди, - жевал он, - стали метров за сто, а их начальник сразу через громкоговоритель: "Идите назад!" Наши, сложив рупором ладони, закричали: ""Изолированные" прорвались, нам нельзя возвращаться!" "Ничего не знаем, у нас приказ никого не пропускать!" Наши заволновались. Задние напирали, передние приблизились к солдатам на несколько шагов. "Стойте, иначе стреляем!" Начальник сказал это сурово, как мог, а у самого, чуть голос не сорвался. Это многих обнадёжило. Мол, не будут стрелять, не посмеют. Живые же люди.
– Забыв про рану, вернувшийся свидетель смахнул слезу, сразу скривившись от боли.
– А они...

– Ясно, - возмущённо сказал мэр, - устроили бойню. Нет им оправдания.

У калитки появилась худощавая женщина с тонким, бледным лицом.

– Дорогой, - кивнув мэру, сказала она, - я достала бинты, давай сделаем перевязку.

– Жена, - поднимаясь, пояснил раненый.
– Слава богу, у неё ни царапины, не знаю, чтобы я без неё делал.

– Так вы были вместе?

Раненый кивнул. Опираясь на жену, он скрылся в доме, и только сейчас мэр заметил, что его левая брючина тоже вся в крови.

– Нет им оправдания, - громко повторил мэр, - Нет, и быть не может.

Но оправдание солдатам было, причём сильнейшее, какое только может быть - страх. Да ими руководил дикий страх, просто ужас какой-то, ни с чем не сравнимый, вот они и открыли огонь, сначала вразнобой - неизвестно, у кого первого сдали нервы, но его выстрел послужил сигналом, - потом всё слаженнее, солдаты подхватывали, и кончилось всё залпами. Некоторые, и таких было немало, целили в воздух, поверх голов, но и других хватало. Солдаты обезумели, палили и палили, едва перезаряжая винтовки, хотя толпа быстро рассеялась, завалив тундру ранеными и убитыми, а кто оказался счастливее, кто стоял дальше, за спинами сражённых, сразу дал стрекача, так что в считанные секунды оказался на расстоянии, недосягаемом для пуль. Но солдаты не слышали даже офицера, приказавшего прекратить огонь, так что ему пришлось бить шомполом по задранным стволам, а, случалось, попадать и по рукам, головам, в общем, куда придётся. Это был расстрел, форменный расстрел, как не крути. Просто казнь невинных, женщины и дети лежали вповалку, истекая кровью, смешивавшейся с грязными лужами. Увидев, что наделали, солдаты остолбенели, некоторые стали рыдать, как дети, размазывая по щекам слёзы грязными ладонями.

Представив эту картину, мэр сел в машину.

Так кто же сомнамбулы? Кто действовал как лунатики? И какая разница, по какую сторону кордона находиться?

– Они за всё ответят, - сказал он полицейскому.
– За всё.

– Перед кем?

Полицейский отвернулся к окну. Мэр и сам понимал, что отвечать было не перед кем. Губернатор? Так он сам приказал выставить заслон. А что стрелять стали - выхода не было. Разве в своём городе он вёл себя не так же? И до стрельбы доходило. И до трупов. Он всё покрывал. А губернатор тем более замнёт это кровавое дело.

– Вроде того, перед богом.

Надо же, водитель и тот всё понимает. Да, перед богом, которого нет. Ему ли, мэру, не понимать, что в мире нет справедливости, нет закона. Так чем он отличается от мира сомнамбул, в котором их, как во сне, тоже нет? Боже, что нас ждёт! Мэр обхватил голову руками.

– Вроде того, куда везти-то?

Притормозив, водитель обернулся.

– Куда хочешь.

Через неделю после своего победоносного вторжения вирус уже хозяйничал повсюду. Подавляя последние очаги сопротивления, он брал забаррикадировавшихся в домах на измор. Голод и жажда, два его верных союзника, две неразлучные палки-погонялки, заставляли выбрасывать белый флаг, сдаваться на милость победителя. И сомнамбулизм охотно брал в плен. Правда, не всех, посреди города, населённого теперь лунатиками, оставалась горстка тех, кого он пощадил. Каким критерием он руководствовался было такой же тайной, как и сама его природа. Интеллект ли оказывал сопротивление болезни, замедляя её течение, как писал в своих дневниках врач? Однако самого его интеллект не спас. Быть может, сильные духом успешно противостояли болезни? Но охотника на полярных волков трудно было назвать слабым. Иван Грач мог дать фору любому. Да и другие жертвы вируса были люди суровые и закалённые, одним словом, северяне, привыкшие к невзгодам. Женщины, дети, старики - сомнамбулизм не давал им поблажки. Помимо священника и учителя, в число помилованных попали городской глава, пара служащих его администрации, в частности, его "вродетогошный" водитель, вернувшийся из тундры свидетель бойни, устроенной солдатами, сыновья Варгиных и ещё десятка полтора, принадлежавших различным слоям общества - полицейский, воспитательница детского сада, какой-то заросший, грязный бродяга без определённых занятий, аккуратно причёсанный "на пробор" провизор, гордившейся своим местом, тот самый, которого возмутило когда-то сравнение его с сомнамбулой, мол, у него вместо мозгов ганглии, и его работу может выполнять чуть ли не насекомое - ох, уж этот школьный всезнайка, раскукарекался, будто перед учениками!
– оказался среди счастливчиков и владелец того кафе, где произошла их стычка, и несколько завсегдатаев, её свидетелей, теперь они все были в одной лодке, дрейфовавшей неизвестно куда в море лунатиков. Неделя - это срок. Характерный срок для того, чтобы выявить способность организма противостоять вирусу, или чтобы тот дал о себе знать известными симптомами. Врач был не нужен - каждый мог поставить себе диагноз сам, а бороться с вирусом всё равно не умели. Прошедшие это испытание, могли считаться проскочившими через его сети. Оставалось найти этих счастливцев, чтобы как-то сплотить. Как ни странно, занятый делами городской глава ни разу не допустил даже мысли, что заразится, точно дело касалось его сограждан, но не его самого, будто он был сделан из другого теста или свалился с другой планеты. А когда выдержал критическую неделю, нисколько не удивился. На это у него не было времени. Разрезая толпы сомнамбул, он ездил на машине с "вродетогошным" водителем в бейсболке и через включённый громкоговоритель предлагал тем, кто ещё здоров, собраться в мэрии в ближайшее воскресенье. Будни уже не отличались от выходных, и он выбрал день машинально, по привычке, устоявшейся с тех времён, когда жили по календарю. Еды пока хватало, двери магазинов стояли открытыми нараспашку, заходи - бери. Но сколько это могло продолжаться? Неделю, от силы две. Ясно, что запасы были ограничены. Даже с учётом складов и портовых хранилищ. Город ежедневно потреблял тонны продуктов, ему ли, как мэру, было этого не знать, пусть другие, далёкие от управления, остаются в счастливом неведении. Им позволительно питать иллюзии, но не ему. А когда еда кончится, начнётся хаос. Бойня у кордона уполовинила городское население, и голод пока не грозил. Но это пока. Один умер - его пайка досталась другому, смерть таким образом поддерживает жизнь, которая в свою очередь питает смерть. И пока городу дана передышка. Короткая, короче некуда. А готовиться надо к худшему. И мэр делал, что мог. Нельзя сказать, что пришедших в мэрию можно было пересчитать по пальцам, но они все уместились в его кабинете, в который из соседних комнат, давно опустевших, принесли стулья. Шаркая ими, расселись в полном молчании. Мэр попросил слова, хотя на выступления никто не претендовал, и в очереди он был один.

– Вчера я был в рыбацком посёлке, - поднявшись, начал он без предисловия.
– Присутствующие здесь сыновья Варгиных подтвердят, что я заходил к Неклясову, заболевшему первым. Как и раньше, он живёт в своём доме. Он мало, кого узнаёт, но с хозяйством кое-как справляется, обеспечивая себя. А если так может жить один, значит и все. Вопрос в том, как нам организоваться. Да, как всё устроить. На помощь с большой земли рассчитывать больше не приходится, они насмерть перепуганы, и их можно понять. Все слышали, как солдаты расстреляли беззащитную толпу, в которой у многих из вас могли быть родственники.
– Кое-кто из присутствовавших всхлипнул.
– Страх вырвал солдатам сердца, сделав их бесчувственными. Они будут ссылаться на приказ, чтобы уйти от ответственности.