– Как свиньи, - раз процедил один из них, брезгливо отвернувшись.

– У корыта с помоями, - поддержал его стоявший рядом.
– Те тоже поросят не пропускают.

Оба были из деревни, и пошли в полицию, соблазнившись властью. В дележе, происходившем на их глазах, полицейские не участвовали, это было ниже их достоинства, однако в накладе не оставались - по сложившемуся закону, каждый должен был им что-то оставить. Когда продукты заканчивались, площадь быстро пустела. Все разносили их по домам, как мыши по норам. А чем ещё им оставалось заняться? Не обсуждать же в которой раз своё положение, нет уж, увольте, и без этого тошно.

Карантин наложил на каждого свой отпечаток. Не выдерживая изоляции, многие стали прикладываться к бутылке. А когда спиртное кончалось, грабили ближайший магазин. Собирались и стихийные шайки, громившие винные склады. Мэр был бессилен. Вначале он пробовал наказывать грабителей, но, когда среди них оказался полицейский, махнул рукой. Прибывшие с большой земли солдаты тоже закрывали на это глаза. Город был не их, он походил скорее на захваченный, в котором они чувствовали себя чужаками, и его дальнейшая судьба их совершенно не интересовала. Немаловажную роль играло и то, что грабители делились с солдатами своими трофеями. Мэр понимал, что продолжаться так долго не могло, но что было делать, людям нужно как-то жить, а алкоголь не самое страшное. Подвыпив, некоторые выносили во двор все свои продукты и спиртное, устраивая бессрочный пикник, на который зазывали всех желающих. Но собирались от силы двое-трое: из страха перед всепроникающим вирусом, горожане предпочитали одиночество. Но всё равно не убереглись. Охранявшие лагерь работали посменно, возвращаясь на отдых к семьям, и, стоило одному заболеть, как волна сомнамбулизма снова накрыла город. Принесшим заразу оказался тот самый охранник с наглыми глазами, пристреливший собак. Охранник держался от сомнамбул как можно дальше, был чертовски осторожен, но вирус оказался коварнее, чем он предполагал. Охранник жил один, но соседи, бывшие настороже, разглядели ставшие уже столь привычными симптомы. Охранника чуть было не растерзали. Окружив его бредущего по улице походкой лунатика, стали с криками - чего в них было больше: злости или отчаяния?
– швырять в него издали палки и камни. Но подойти к нему так никто и не решился. Как и многих впоследствии, от ярости толпы его спас страх заразиться.

Священник, несколько дней не видевший этого охранника на лагерной вышке, догадался в чём дело. Чтобы проверить своё предположение, он направился к железным воротам. Из КПП никто не показался.

– Эй!
– крикнул он шагов за десять.
– Есть кто живой?

Через минуту появился тщедушный охранник с автоматом наперевес.

– Чё тебе?

– А где твой напарник?
– узнал его священник.
– Тот, который собак пристрелил?

– Зачем он понадобился?
– В голосе прозвучала настороженность.
– Чтобы и тебя пристрелил?

Тщедушный охранник попробовал усмехнуться.

– Да так, решил проведать.

– Ах, проведать, тогда давай, топай, нет его.

– С ним что-то случилось?

– А тебе какой дело?
– На мгновенье голос охранника дрогнул.
– Говорю, убирайся отсюда.

– Ты что, меня боишься?

– Я - тебя?
– Охранник снял автомат с предохранителя.
– Тоже напугал, дам очередь, и нет тебя!

Он скривился в ухмылке, а у самого руки ходили ходуном, и палец так и плясал на спусковом крючке. Решив не испытывать судьбу, священник медленно развернулся. Дверь в его лачугу была распахнута, и солнце лежало на полу косой трапецией. Священник захлопнул дверь за собой.

– А того охранника, с наглыми глазами, похоже, подкосило, - сказал он дремавшему на постели учителю, едва сдержавшись, чтобы не добавить: "Божья кара".

За него это сделал учитель.

– Да что вы говорите!
– встрепенулся он, приподнимаясь на локте.
– Получил по заслугам, не жалко. Значит, скоро с нами окажется. Можно и счёты свести, как думаете?

– Разве это что-то изменит? Да он уже и не поймёт.

– Вы правы, это я к слову.
– Учитель почесал затылок.
– Значит, болезнь бушует и за забором. Готовьтесь, святой отец.

– К чему? И не называйте меня, пожалуйста, так.

– Ладно, ладно. Полагаю, стена скоро рухнет. Она стала бессмысленной, и охранники побегут, как крысы. Весь город будет принадлежать сомнамбулам. Вот увидите!

Вскочив, учитель, щёлкнул пальцами, выражая уверенность.

Ближайшая неделя подтвердила его правоту.

В городе уже полным ходом шла вакханалия. Спиртное, которое доставали, где только могли, развязывало языки.

– А что терять, хоть напьёмся напоследок.

– Да, теперь всех накроет. А начальство, вот увидите, на вертолётах смоется.

– Как пить дать! Надо бы мэра с его людьми в лагерь отправить, пока не поздно.

– В лагерь? А кому его охранять? Солдаты-то разбежались. Там одни "изолированные". Теперь уже и не "изолированные".
– Раздавался пьяный смех.
– Короче, они не сегодня-завтра сюда пожалуют. Ждите.

Все в ужасе замолкали.

Но некоторые, случалось, куражились.

– Скорей бы уж, что ли. Надоело умирать от страха.

Но сами втайне надеялись, что проскочат, что болезнь каким-то чудом обойдёт их стороной. Разливали ещё вина и спьяну цеплялись за соломинку.

– А, может, проспиртоваться насквозь, тогда и вирус не возьмёт?

– Ага, не возьмёт! Неклясов уж на что был пропойца, а заболел первым. Нет, все тут сгинем, помяните моё слово.

Горе, которое не с кем разделить, горе вдвойне, а радость, которой нельзя поделиться, не радость. В этом смысле учителю со священником повезло. Наблюдая бродивших по берегу сомнамбул, учитель вспоминал город до их нашествия, свою прошлую жизнь, которая здесь, в лагере, казалось бесконечно далёкой. На его отдельные, не связанные замечания, священник рассеянно кивал.