— Умерла, сэр, — прохныкал Билли. — У меня никого нет, кроме него!

Шкипер был добрый человек и с состраданием глядел на стоявшую перед ним маленькую несчастную фигурку. Кроме того, Сам славился на корабле своим образцовым поведением, а в Димпорте, откуда все они были родом, изображал даже из себя, в некотором роде, светоч добродетели.

— А хотел-бы ты идти в море с отцом? — спросил вдруг шкипер.

Выражение неописанного восторга, с каким Джонс выслушал это предложение, было достаточным ответом.

— Я не для всякого согласился-бы это сделать, — продолжал шкипер, строго оглядываясь на своего помощника, который прыснул со смеху: — но тебя, Сам, я готов наградить. Пусть он едет.

— Наградить? — повторил мистер Броун, едва выговаривая слова сквозь стиснутые зубы. — Меня наградить? Не хочу я вашей награды!

— Ну, ну, — прервал шкипер: — можешь не благодарить, не нужно. Бери его к себе и дай ему чего-нибудь поесть. Он полумертв от голода, несчастный мальчишка!

Шкипер повернулся спиной к Саму и ушел в каюту, между тем, как повар, которого мистер Броун не далее, как накануне, публично обличил в различных прегрешениях, отвел мальчика в кухню и накормил его вволю. Вслед затем Чарли вымыл его, а Гарри отправился на берег и выпросил там у знакомого торговца подержанную куртку и панталоны, которые пришлись мальчику почти впору. Кроме того, тот-же торговец просил передать Броуну, что он удивляется его поведению.

В этот вечер, когда Джонс заснул, разговор на баке перешел на двоеженство, но мистер Броун усиленно прохрапел все время, хотя высказанное мистером Леджем замечание, что происшествие этого дня разъясняет для него многие, доселе смущавшие его особенности в обращении Сама, — едва-едва не разбудило его.

В шесть часов утра "Нанси-Бель" снялась с якоря, и мальчик чуть не сошел с ума от восторга, когда она развертывала парус за парусом и с помощью сильного попутного ветра быстро удалялась из Лондона. Мистер Броун старательно игнорировал его, но зато остальные матросы носились с Джонсом, как с игрушкой, и даже начальство проявило заботу, выразившуюся тем, что шкипер не раз в течение дня призывал к себе Сама и делал ему замечания насчет поведения его сынка.

— Я не могу допустить такого кувырканья на моем корабле, Сам, — говорил он, покачивая головой. — Здесь ему не место.

— Удивляюсь, что ты учишь его таким вещам, — прибавил помощник с серьезным осуждением.

— Я?.. — проговорил злосчастный Сам, дрожа от негодования.

— Наверно, он видел, как ты это делаешь, — продолжал помощник, окидывая взглядом плотную фигуру Сама. — Ты, очевидно, вел двойственную жизнь, Сам!

— Ну, это до нас не касается, — нетерпеливо прервал шкипер. — Пусть Сам целый день ходит колесом, если это его забавляет, мне до этого нет дела, лишь бы они не проделывали того-же самого здесь, вот и все. Нечего тебе стоять истуканом и дуться, Сам; как я сказал, так и будет.

Он отошел, а мистер Броун, недоумевая, что-же, наконец, случилось: с ума он сошел, или пьян, или и то и другое вместе, забрался на нос шкуны и долго, неутешно глядел на море. За его спиной товарищи потешались с Джонсом, и, однажды, взглянув украдкой в ту сторону, он увидал, что сам шкипер учит мальчишку управлять рулем.

Все это до того расстроило Сама, что на следующий день, когда они пристали в маленьком, прибрежном городке Визерси, чтобы сдать часть своего груза, он сказался больным и выпросил позволение остаться внизу на койке. Работа была исполнена без него, и в девять часов вечера они двинулись дальше, и проплыли уже мили две по направлению к Димпорту, когда Чарли вдруг выскочил на палубу с известием, что Сам пропал!

— Не говори глупостей, — сказал шкипер, пришедший снизу, из каюты, по зову помощника.

— Но это факт, сэр, — отвечал мистер Ледж.

— Что-же мы будем делать с мальчиком? — в недоумении проговорил помощник.

— Броун плут, негодный старый плут! — с жаром воскликнул шкипер. — Оставить у нас на руках мальчишку таким образом? Удивляюсь я ему! Не ожидал я этого от него. Сам — дезертир.

— Вот, должно быть, потешается он теперь, сэр, — заметил мистер Ледж.

— Убирайся ты, — резко сказал шкипер. — Убирайся сию минуту, слышишь?..

— Но что-же нам делать с мальчиком, желал-бы я знать? — повторил помощник.

— Что-же можно с ним сделать, по вашему? — заревел шкипер благим матом. — Не выбросить-же нам его за борт, как вы думаете?

— Я хотел сказать, когда придем в Димпорт, — проворчал помощник.

— Ну, люди там разболтают, — отвечал шкипер, успокаиваясь немного: — и может быть жена Сама придет и возьмет мальчишку. Если-же нет, ему, вероятно, придется отправиться в работный дом. Во всяком случае, это уж будет не мое дело; я умываю руки во всей этой истории.

И он снова ушел вниз, оставив помощника на руле. Неясный говор доносился с бака, где экипаж обсуждал поведение своего недавнего товарища.

Огорченный Джонс, с лицом, измазанным слезами, поглядывал со своей койки.

— Что-ж ты теперь будешь делать, Билли? — спросил повар.

— Не знаю… — тоскливо отвечал мальчик.

Он долго сидел на койке в глубоком раздумье, окидывая время от времени то того, то другого из людей своими острыми, маленькими глазенками. Затем, с последним всхлипыванием, посвященным памяти исчезнувшего родителя, он улегся спать и немедленно заснул.