–  А города ему не видать, - продолжал Василий Иванович, - земля наша советская велика. Без подмоги не оставит. Да и мы не лыком шиты! И хворь, и маету одолеем - еще покажем себя…

Он вынул из кармана газетку, разложил на столе. Разгладил и, чуть волнуясь, стал читать громко и твердо:

–  «Воины Красной Армии, знайте, что ни бомбы, ни снаряды, никакие военные испытания и трудности не поколеблют нашей решимости сопротивляться, отвечать на удар ударом, не заставят нас забыть клятву: истребить врагов до последнего…» - Дядя Вася оторвался от газеты и кивнул Гаврилову.
– Это мы, кировцы-старики, писали. Пусть знают наших! Как, Анастасия Михайловна?

Старуха посмотрела на Василия Ивановича задумчиво и на вопрос не ответила. Только кивнула, читай, дескать, дальше.

–  «Пусть каждый из вас, - голос у Василия Ивановича чуть зазвенел, - высоко несет почетное звание советского воина, твердо и нерушимо выполняет свою священную обязанность - защищать Родину с оружием в руках. Ляжем костьми, но преградим дорогу врагу. Мы никогда не были рабами и рабами никогда не будем. Умрем, но Ленинграда не отдадим!»

Василий Иванович кончил читать и снова взглянул на Анастасию Михайловну.

«Да, - подумал Гаврилов.
– Что фашисты смогут против кировцев? Весь Ленинград стоит… Да балтийцы еще».

–  Умно, батюшка, написано, умно, - сказала Анастасия Михайловна, - только я бы попроще сказала, посердечней. Время суровое - слова сердечного просит. Ну да и это, Василий Иванович, хорошо. Толково.

Василий Иванович кивнул:

–  Хотелось как получше, но и торопились. Не ждет время-то! Что думали, то и написали. А слово, правду говоришь, Анастасия Михайловна, часом дороже хлеба человеку необходимо.

Они замолчали. Анастасия Михайловна достала чашки из буфета, поставила на стол пачку ванильных сухарей.

Василий Иванович покрутил удивленно головой:

–  И сухарики у тебя! Ну и запаслива ты, Михайловна. Сто лет таких не едал!

–  На всю голодуху не напасешься, - с сожалением сказала Анастасия Михайловна, - на всю зиму не наешься.

–  Да уж, брюхо злодей, старого добра не помнит.

Анастасия Михайловна ушла на кухню за чайником.

–  Вот она, русская душа наша, сердце золотое, - сказал Василий Иванович Гаврилову.
– Ее, Анастасеюшку нашу, поди, третья война да голодовки уму-разуму учат. Много научили. У нее и в мирное время на полках запасец круп был. Другая с такими запасами и не горевала. Много ли старухе надо? Да только не Анастасеюшка-Расеюшка. О всех скорбит. Всем помогает…

Пришла Анастасия Михайловна с чайником. Заварила земляничным листом. Сказала ласково:

–  Вот, Петруша, листочки нынче собрала, а уж ягоды-то немцы вытоптали. Нечем мне вас и побаловать…

–  Кабы одни ягоды… - буркнул Василий Иванович.
– Нашла о чем жалеть…

–  А в прошлом году столько грибов было, столько грибов! И все больше подосиновики, - Анастасия Михайловна разлила душистый чай по чашкам.
– Недаром говорят, что такой урожай к войне.

–  Ты уж скажешь, Анастасия Михайловна!
– не согласился дядя Вася.
– Не каждому поверью - вера. Мало ли что говорят! Одни: мальчиков много рождается - к войне. Другие: девочек много - тоже к войне.

Анастасия Михайловна усмехнулась грустно:

–  И то, батюшка, болтают много. Только вот уж что я тебе точно скажу: когда девочек много родится - для народа хорошо. Матери родятся. Здоровый народ, и здоровья ему еще прибавится. Это я точно знаю.

Василий Иванович махнул рукой.

–  Ну-ну! Уж ты знаешь…

–  Ты, Василий Иванович, не смейся. Я много знаю. Когда в деревне-то жила, так все ко мне советоваться ходили. Корову змея укусит - ко мне: «Помоги, Анастасия!» С мужиком поругается - ко мне: «Помири, Анастасия!» - Анастасия Михайловна умолкла, задумалась.

–  А я вот все в городе, - сказал Василий Иванович, - все в дыму и в копоти. Для меня окалина лучше, чем сено, пахнет.

–  Ну что ты, батюшка, - встрепенулась Анастасия Михайловна, - скажешь такое!

И дядя Вася словно смутился, махнул рукой:

–  Да это я так, в шутку. Но поверишь ли - на неделю уеду в санаторий или в деревню - тянет назад! Не могу в тиши прохлаждаться. Вот когда вокруг все гудит да гремит - у меня и на душе спокойно. Ни одного отпуска еще не догулял до конца.

–  А ко мне даже мужики советоваться приходили, - опять начала про свое Анастасия Михайловна, - когда сеять начинать, когда косить, где колодец ставить…

Гаврилов с удивлением слушал бабушку Анастасию. Вот она, оказывается, какая! Оттого, что его любила такая мудрая старая женщина, у 1аврилова стало тепло на душе.

–  Откуда же ты знала все это?
– недоверчиво спросил Василий Иванович.

–  От деда, от отца… Да я и сама соображала, ты что думаешь!
– сказала Анастасия Михайловна.
– В лес придешь - вроде и ветра нет, а лес сильно шумит - к дождю. Соль отсырела - опять к дождю - вот и хитрость вся.
– Она улыбнулась.
– Или вот зарницы летом полыхают часто - к урожаю. Если с вечера земля покроется росою - на завтра жарко будет. Летом много желтого листа - осень ранняя.