Шрифт:
– Александр Григорьевич, лыжи какой марки?
– неожиданно спросил он капитана.
– У убитого, что ли?
– Ну да. У кого же еще?..
– У него лыжи очень хорошие, товарищ подполковник, гоночные, Финские, Марка «Карху». «Медведь», значит.
– Хорошо смазаны?
Белозеров только руками развел:
– Не поинтересовался, даже не подумал, что понадобится.
– У вас есть опись вещей убитого?
Белозеров протянул листок.
Опись была составлена толково - точно и очень подробно.
Корнилов обратил внимание, что среди денег была сторублевая бумажка. Такими деньгами только долг отдавать! Ведь в деревенском магазине могут и не разменять, если за покупками пойдешь. В карманах убитого не обнаружили ни спичек, ни сигарет. Вообще, кроме носового платка и ключей, не было самых обыденных мелочей, которые, как правило, можно обнаружить в карманах у каждого. Так случается, если человек собрался в дорогу неожиданно. Схватил, что было под рукой, переоделся - и в путь.
– Вот еще что надо проверить, Александр Григорьевич, - не было ли вчера или позавчера во Владычкине выдающихся событий: свадеб, крестин, похорон. Похоже, что лыжник внезапно получил какое-то известие, собрался за пятнадцать минут, сунул в карман деньги, бутылку коньяка - и в путь…
– Умереть так никто не умер, - наморщив лоб, ответил Белозеров.
– А насчет рождений и свадеб - это я проверю… - Он усмехнулся: - Да жениться там некому. Одни старухи.
«Чего он все время лоб морщит?
– подумал Корнилов.
– И так старше своих лет выглядит. Надо будет ему как-нибудь сказать об этом. В шутку. Чтоб не обиделся».
Белозеров позвонил на Мшинскую участковому Рыскалову.
Оказалось, что никаких примечательных событий во Владычкине не произошло. Участковый по своей инициативе побеседовал со многими мшинскими охотниками и с председателем охотничьего общества: было похоже, что охотников в эти дни в лесу не видели.
– Ладно, хватит штаны просиживать, - поднялся Корнилов.
– Еду во Владычкино. Сколько там до егеря и лесника?
– Километра три. Лыжи мы вам приготовили. Рыскалов ждет на Мшинской.
4
– Здесь Надежда Григорьевна Кашина живет, - сказал участковый Корнилову, когда, приехав во Владычкино, они остановились у первого дома.
– Древняя старуха. Может быть, с кого другого начнем?
– Вот с древней и начнем. Кстати, почему все говорят: «у нас во мхах», «к нам во мхи»? Эта деревня ведь Владычкино называется?
– Да как вам сказать, места такие - болота, мхи. И станция Мшинская. Мхи да мхи.
Деревня выглядела пустынно. Лишь кое-где из труб вился еле заметный дымок. В морозном воздухе плавали едва уловимые запахи только что выпеченного хлеба. Откуда-то издалека, наверное, со станции, ветер донес гудок паровоза. «Какая тишина тут», - подумал Корнилов.
Они поднялись на крылечко. Возле дверей стоял веник, и Корнилов обмел снег с ботинок. Передал веник лейтенанту. Тот обметал валенки долго, старательно.
Участковый постучал.
– Не заперто!
– крикнули в глубине дома. Голос был звонкий, и Корнилов решил, что кричит ребенок.
Натыкаясь друг на друга, они прошли через темные сени. В избе было тепло, кисловато пахло квашней. Корнилов еще с порога заметил слабенький огонек в розовой лампадке перед иконой.
– Будьте добреньки, заходите!
Навстречу им шла чистенькая старушка в темном платье и белом, синими горошинами платочке.
– Какие мужички-то в гости ко мне пожаловали, - ласково сказала она.
– Да никак один-то городской. Ай да никак второй с погонами, военный!
– Здравствуйте, Надежда Григорьевна, - поздоровался Корнилов и подумал: «А старушка-то общительная. Наверное, мно-о-о-го знает. Если не ханжа». Ему иногда встречались старушки, которые ни о чем другом, кроме своих старых обид, говорить не могли.
– Вон вы какие проворные, - удивилась старушка.
– И как величать меня, знаете!
Глаза у Надежды Григорьевны были добрые и какие-то, как показалось Корнилову, снисходительные. Словно бы она знала о твоих грехах и слабостях и заранее прощала тебя.
Старуха показала им, где раздеться, и усадила на большую лавку около русской печки, а сама осталась стоять. Маленькая, сухонькая, она смотрела на гостей внимательно и заинтересованно. Оттого что она стояла, а они сидели перед ней, словно школьники перед учительницей, Корнилов почувствовал неловкость.
– У нас разговор к вам, Надежда Григорьевна, - сказал он.
– Посидим, поговорим…
– Ты говори, милой, говори, - замахала рукой старушка.
– Я стоя-то лучше разумею. Да и насиделась я в жизни, насиделась…