Она подошла совсем близко. По шуму можно было определить, что мужчины находятся в двух метрах от Нее. Они боролись жестко, суматошно натыкаясь на стены узкого коридора. Хруст чьих-то пальцев, крепкие удары кулаков по телу, непроизвольные вскрики, учащенное шумное дыхание – все это нагоняло на Нее решимость действовать. Она прижалась к стене, сползла спиной по ней вниз, и, сев на корточки, вытянула руку с пистолетом. Затаив дыхание, и не сводя глаз, Она ждала момента.

Выстрел.

Яркий ослепляющий свет полился с потолка. Она испуганно сидела все в том же положении и смотрела на Семеныча в разодранной рубашке. Между ними никого не было, только удивительный бело-синий столп искрящегося света, который расширялся и терял свою насыщенность. Уши заложило от стремительно изменившегося давления.

Семеныч и Она не двигались, остерегаясь пройти через этот неестественный свет.

Через мгновение башня света сузилась в диаметре и стала еще ярче до боли в глазах.

Еще миг, и свет воронкой закрутился в потолок и пропал.

Семеныч осторожно подошел к Ней, сел рядом, прижал Ее голову к себе, и забрал пистолет из Ее рук.

– Я не убила его? Он убежал?

– Я держал его в своих руках. Выстрел. Свет. Ребенка нет. Он не убегал, не уходил, не падал. Он растворился в пространстве.

– Я ничего не понимаю. Он неубиваемый? Зачем он охотится на нас? С чего вы начали драться?

– Ты пошла в душ, я задремал и вдруг, открыв глаза, увидел, как он крадется к двери ванной комнаты.

– Как он попал в номер, если дверь была закрыта?

– Либо он прошел сквозь дверь, либо влетел в окно, либо…

– Либо что?

– Либо он все время был в номере. Мы же пришли, когда стемнело. Свечки еле освещали метра четыре из двадцати метров комнаты.

– Он что-нибудь говорил?

– Нет. Я подскочил сразу, схватил его за руку, и возникла эта потасовка.

– Мне становится жутко. Может, он маньяк?

– Какой-то бес. Появляется, исчезает…

– Семеныч!!! Нельзя мне на ночь такое говорить!

– В смысле… – Семеныч замялся на секунду. – Хорошо, что ты его не убила. У меня рубашка вся разорвалась.

– Поехали в магазин?

– Тебе лишь бы не спать. Утром съездим, а сейчас пойдем умываться. Только вдвоем. Похоже, нам нельзя находиться вне зоны видимости друг друга.

– Холодной водой? – заныла Она. – Может, погреем ведро еще раз?

– А спать мы не ляжем сегодня? Пока костер опять разожжем… – передразнил Ее тон Семеныч.

– Пойдем, пойдем! Я еще выпью чашку горячего чая. Меня трясет то ли от страха, то ли от холода.

– Маленькая моя, – Семеныч прижал Ее к себе.

…Умывались в полной темноте, потому что, как только Семеныч зажигал свечи, Она тут же беззаботно плескала на них водой и смеялась. Семеныч, устав на ощупь искать то зубную пасту, то упавшее мыло, то кружку, чтобы набрать теплую воду, в отместку обдал Ее холодной водой, и сразу же набросил на Нее полотенце, закутал и бережно унес на постель…

Семеныч засыпал всегда раньше. Но сейчас, у Нее первой слипались веки.

– А что дальше было в той песне? – пробормотала Она, засыпая.

– В какой?

– Про воду, которая текла не туда.

– Не было, а будет, – поправил Ее Семеныч. – Просто я мимо шел…

– Почему же все мимо?

– Нельзя попасть в цель, если ее нет.

– Найди ее, Семеныч. Обязательно най… – Она, не договорив, уснула, уткнувшись в его грудь.

– Хорошо, – ответил он. – Конечно, найду. Не здесь, так там.

Ее неслышное дыхание на секунду замерло. Семеныч почувствовал это по остановившемуся теплу, выдыхаемому Ею на его кожу. Она дернулась, судорожно и глубоко затянулась воздухом. Вырвался стон.

– Семеныч, я боюсь Ребенка. Пусть все возвращается назад. Верни все обратно, – сбивчиво проговорила Она.

– Конечно. Спи. Все вернется, – Семеныч прижал Ее к себе крепче, целуя в висок и гладя Ее волосы. – Спи. Я верну.

Он еще долго глядел в темноту, которая потихоньку начинала светлеть, обозначая своим растворением очередной рассвет.

Когда обесточенный мир эгрегоров окончательно обезумел от прежде неведомого, неистового и ничем не объяснимого страха, когда их составляющие энергии колотило в исступлении, а томительное беспокойство достигло своего ожидаемого всеми апогея, перед Первым появился Мика.

Тотчас все успокоилось. Исчез страх, растерянность и смутная боязнь. Пропало нехорошее предчувствие, рассеялась парализация тревожного состояния.

Только тогда Первый понял, что недовольство или волнение Мики чувствовали все эгрегоры на собственной шкуре, словно часть Микиной энергии находилась в каждом эгрегоре.