Стихи и песни (сборник)
вернуться

Городницкий Александр Моисеевич
Шрифт:

Два Гоголя

Два Гоголя соседствуют в Москве.Один над облаками дымной гариСтоит победоносно на бульваре,И план романов новых в голове.Другой неподалеку за углом,Набросив шаль старушечью на плечи,Сутулится, душою искалечен,Больною птицей прячась под крылом.Переселен он с площади за дом,Где в тяжких муках уходил от мира,И гость столицы, пробегая мимо,Его заметит, видимо, с трудом.Два Гоголя соседствуют в Москве,Похожи и как будто не похожи.От одного – мороз дерет по коже,Другой – сияет бронзой в синеве.Толпой народ выходит из кино,А эти две несхожие скульптуры —Два облика одной литературы,Которым вместе слиться не дано.1977

Пасынки России

…Глаз разрез восточный узкий,Тонкий локон на виске.Хан Темир, посланник русский,Переводит Монтескье.От полей вдали ледовыхОбласкал его Людовик,Но, читая Монтескье,Он вздыхает о Москве.…Громко всхрапывают кони,Дым костра и звон оков.Жизнь и честь свою полковникОтдает за мужиков.Что ему до их лишений?На его немецкой шее,Любопытных веселя,Пляшет русская петля.…Зодчий Карл Иваныч Росси,И художник Левитан,Как ответить, если спросят,Кто вы были меж славян?Кто вы, пасынки России,Неродные имена,Что и кровь свою, и силыОтдавали ей сполна?Тюрки, немцы или греки?Из каких вы родом стран?Имена теряют реки,Образуя океан.1977

Карамзин

Вот доска вниманью граждан:Много лет и много зимВ этом доме двухэтажномЖил писатель Карамзин.Отказавшийся от славыДля упорного труда,Изучал он жизнь державыВ стародавние года.Крест мерцает на мундире.Не придумать, хоть умри,Чтобы жили в общем миреХлебопашцы и цари.Но покуда были силы,В размышлениях о том,Он историю РоссииСоставлял за томом том.Время дни на нитку нижет.Над виском седеет прядь.Чем века подходят ближе,Тем трудней о них писать.Шесть томов, потом двенадцать…«Все, – сказал он, – не могу».Били пушки на Сенатской.Кровь чернела на снегу.Терся нищий возле дома,Словно что-то потерял.Для тринадцатого томаНачинался матерьял.1977

Старый Пушкин

И Пушкин, возможно, состарившись, стал бы таким,Как Тютчев и Вяземский, или приятель Языков.Всплывала бы к небу поэм величавых музыка,Как царских салютов торжественный медленный дым.И Пушкин, возможно, писал бы с течением днейО славе державы, о тени великой Петровой, —Наставник наследника, гордость народа и трона,В короне российской один из ценнейших камней.Спокойно и мудро он жил бы, не зная тревог.Настал бы конец многолетней и горькой опале.И люди при встрече шептали бы имя его,И, кланяясь в пояс, поспешно бы шапки снимали,Когда оставляя карету свою у крыльца,По роскоши выезда первым сановникам равен,Ступал он степенно под светлые своды дворца,С ключом камергера, мерцая звездой, как Державин.Царем и придворными был бы обласкан поэт.Его вольнодумство с годами бы тихо угасло.Писалась бы проза. Стихи бы сходили на нет,Как пламя лампады, в которой кончается масло.А мы вспоминаем крылатку над хмурой Невой,Мальчишеский профиль, решетку Лицейского сада,А старого Пушкина с грузной седой головойПредставить не можем; да этого нам и не надо.1978

Могила декабристов

Над ними нет ни камня, ни креста,Могила их – весь остров Декабристов,Где новую сооружают пристань,Преображая топкие места.А за моим окном который годГорит прожектор возле обелиска.Там далеко от снов моих и близкоИх облик неопознанный живет.То меркнет он, то светится опять.Запомнятся мне, видимо, до смертиЧугун решетки, шпаги рукоятьИ цепи на гранитном постаменте.И где б теперь я ни был, все равноВ потустороннем сумеречном дымеЯ вижу заснеженное окноИ церковь, вознесенную над ними,Где в синеве заоблачных высотСияет шпиль, хлопочут птичьи стаиИ ангел крест над городом несет,Не ведая, куда его поставить.1978

Кюхельбекер

Когда б я вздумал сеять хлебИ поучать других при этом,Я был бы, видимо, нелеп,Как Кюхельбекер с пистолетом.Ах, эти ночи над НевойИ к рифме сладкое влеченье,Азарт атаки штыковойИ безысходность заточенья!Превозмогая боль и страх,Сырой овчиной руки грея,В чужом тулупе, в кандалах,Был так похож он на еврея,Когда оброс и исхудал,Что Пушкин в темном помещеньеЕго при встрече не узналИ отвернулся с отвращеньем.Судьба сказала: «Выбирай!»И поменял любовник пылкийПрибалтики цветущий крайНа тяготы Сибирской ссылки,Чтобы среди чужих степей,Свой быт уподобляя плачу,Былых оплакивать друзейИ Якубовича в придачу.Когда, касаясь сложных тем,Я обращаюсь к прошлым летам,О нем я думаю, затемЧто стал он истинным поэтом.Что, жизнь окончив на щите,Душою по-немецки странен,Он принял смерть – как россиянин:В глуши, в неволе, в нищете.1978

Веневитинов

Рожденный посреди созвездийС талантом редким и умом,Был Веневитинов с письмомВ столице схвачен по приезде.«Как ведал жизнь! Как жил он мало!»,Когда, бестрепетно легка,Его на гибель обрекалаЛюбимой женщины рука.Недолго длилось заключенье —Дней пять от силы или шесть,Но, видимо, причина естьТому, что впрок не шло леченье,Что умер он от странной боли,Которой и названья нет…Поэт не может жить в неволе,А кто живет, тот не поэт.1978

Ах, зачем вы убили Александра Второго (песня)

Ах, зачем вы убили Александра Второго?Пали снежные крылья на булыжник багровый.В полном трауре свита спешит к изголовью.Кровь народа открыта государевой кровью.Ненавистники знати, вы хотели того ли?Не сумели понять вы Народа и Воли.Он в подобной заботе нуждался едва ли, —Вас и на эшафоте мужики проклинали.Бросьте браунинг ржавый, было б знать до поры вам:Не разрушить державы неожиданным взрывом.Может снег этот сонный лишь медленно таять.Не спешите же, Соня, метальщиков ставить.Как пошло, так и вышло: неустройства и войны,пулеметные вышки и крики конвойных,Туча черная пыли над колонной суровой…Ах, зачем вы убили Александра Второго?1978