– Тебе не понять причины, - проревел он, побагровев. – Ты ничего не поймешь, глупая девчонка. Я был добр к тебе. Я приглядывал за тобой. Я бы о тебе позаботился. Но нет. Я недостаточно хорошо для вас, маленькая надменная мисс из Тремейна, - он склонил голову, глядя на меня, и я сжала челюсти от злости. – Посмотри на себя, - продолжил он. – Ты даже не красавица.

– Если вы меня тронете…

– Ха! – он прервал меня смешком. – Я бы тебя даже мочой не облил, если бы ты горела. Не теперь. Теперь я знаю, что ты – испорченный товар. Я же видел. Прошлой ночью. Вы бегали по деревне. Он был без рубашки, бежал за тобой в кусты. А возле моего дома ты помогла ему прикрыть себя. Я не удивлен, что он ушел. Зачем оставлять корову, если ты уже выпил свою долю молока?

Свеча в окне Дома правосудия. Он не спал и следил. Но он не видел големов. Он шагнул ко мне, и я инстинктивно отпрянула.

– Мне плевать на то, что вы видели, - сказала я.

Он фыркнул.

– Я хотел предложить тебе быть твоим покровителем. Ты бы стала моей подопечной. Ты бы прекрасно мыла мне полы.

– Я умру раньше, чем это произойдет.

– Да, - сказал он. – Я же говорил, Эррин. Труп, коробка с ядами. И хороший дневник, говорящий миру о том, что ты делала и для кого. Я повешу тебя и твоего ценного Сайласа, как только мы его поймаем.

Я не думала, что это возможно, но моя кровь стала холоднее.

– Надеюсь, мне позволят выбить стул из-под тебя.

Я развернулась и ударила его в лицо, большой палец лежал поверх пальцев, как меня и учил папа. Я услышала треск его носа, ломающегося под моим кулаком, и боль тут же пронзила мою руку, кожа на костяшках пострадала. Баюкая пострадавшую руку другой рукой, я прикусила язык, чтобы не закричать. Анвин пытался заткнуть кровотечение из носа. Я смотрела и ждала, пока он посмотрит на меня. Когда он сделал это, я шагнула к нему, и он вздрогнул.

– Все возвращается, Чэнс Анвин. Запомните это. И теперь осторожно ешьте и пейте. Вы видели, что я умею делать, - я выдерживала его взгляд, пока он не опустил голову, как собака, подчинившаяся хозяину. И тогда я развернулась и ушла.

Я прошла половину деревни, а потом ноги подкосились, и я прижалась к одному из домов. Я глубоко дышала, прижимала к себе пострадавшую руку. Было больно. Но я бы ударила еще раз, если бы нужно было.

Я прижалась к стене, чувствуя влажность дерева сквозь тунику, паника поднималась, и камень в груди тянул меня к земле. У меня не было денег. Мне было некуда идти. У меня даже не было ножа.

И что мне теперь делать?

Часть вторая:

Глава 14:

Я покинула деревню по той же тропе, по которой мы с семьей сюда прибыли четыре месяца назад, пошла в обратном направлении, в этот раз поворачивая направо по грязной тропе, пробегая по низинам и рощам, пока я не добралась до Дальней дороги. Земля по обе стороны дороги была укрыта папоротником, чертополохом и утесником, дикая земля, которую не использовали люди.

Когда мы шли сюда, все было богатым и зеленым, было лето, а внутри нас была пустота, дыра там, где был раньше отец. Теперь земля была пустой перед зимой, и во мне появились дыры там, где были брат и мать.

И где был Сайлас. От этой мысли по мне всколыхнулись гнев и обида.

Я оглянулась, но не видела признаков преследования. Но я все равно заставила украденную лошадь бежать быстрее, чтобы до заката оказаться как можно дальше от Алмвика. Когда я обернулась снова, вдали слева все еще поднимался дым, и я улыбнулась.

* * *

После встречи с Анвином я поняла, что нужно как можно быстрее уходить из Алмвика, знала, что за мной придут солдаты. Из-за трупа, ядов и нападения на Анвина меня бросили бы за решетку, и Кирин меня спасти не смог бы. Я ощутила укол вины, у него будут проблемы за то, что дал мне сбежать. Но он будет в порядке. Все же я напала на него, это подтвердит синяк.

И я пошла в последнее место, где меня бы искали: в дом Анвина. Я пролезла в окошко в задней части здания, обернула плащом здоровую руку и разбила тонкое стекло, а потом прочистила пусть и пробралась внутрь. Я оказалась в кладовой, в доме было тихо, и я быстро двигалась. Я взяла чистое полотенце и перевязала разбитые костяшки, а потом вытащила из кладовой мешок муки, высыпала на пол, закашлявшись, когда она полетела мне в лицо, смеясь, когда она покрыла собой все. Хоть это и не имело значения.

Я набила мешок едой Анвина, которую могла легко поднять: хлеб, сыр, яблоки, остатки ветчины, немного свежего молока, креветки, завернутые в ткань, и при виде еды я невольно сглотнула.

Оставив мешок у заднего хода, я побежала наверх. Не хотелось надевать что-то, принадлежавшее Анвину, но выбора не было: одинокая женщина на дороге привлечет внимание, а женщина в окровавленном платье и в плаще – тем более. И я открыла его шкаф, порылась в вещах, бросая одежду на пол, сжимаясь от запаха. Здесь мне ничто не подошло, и я полезла в старые сундуки, и чем дальше я копала, тем меньше становились штаны и рубашки, качество улучшалось, пока я не наткнулась на штаны, которым было лет тридцать, и они были слишком длинными, но подходили. Я закатала штанины, добавила хороший кожаный пояс, взятый с крючка на двери, чтобы штаны держались на мне. От шерстяной рубашки пахло средством от моли, я надела ее поверх тонкой кофты, так я не замерзну. Потом я взяла плащ с меховым подбоем, заплела волосы в косу вокруг головы, старой туникой вытерла муку с лица.